– Ты чё-о?! – отшатнулся Второй. – И-и не-е взду-умай! заглохнет тут же! – успокаивал он Первого
– А на заправке, чё?!.. Тáма... как хош... а зáдить придётся, – напирал Первый.
– Нормалё-ок!.. Я залился под завязку… Должно достать… в оба конца… Хотя... Только учти – топливомер не фурычит, – малоободряюще обнадёжил Второй Первого.
Из уловленных и кое-как расшифрованных фраз мне стало понято, что по маршруту на втором автохламе погонит Рулекрут Первый – по прозвищу «Заглохший».
Я мялся у порога судьбоносного исхода, не решаясь переступить его после всего услышанного. Не заходя в дверь, я заглянул вовнутрь. Охватившая меня ранее жуть, кратно усилилась: подкреплённая тайными знаниями, она деревенила мои мослы и чресла и цепенила разум. Моё бренное тело продолжало топтаться у распахнутых врат в портал фатальной неизвестности, в то время как подсознание, отделившись от него, преградило тому дорогу в ад.
По-видимому, злыдни-рулекруты сами были опытными таителями и недюжинными физиономистами, поэтом с лёгкостью распознали мою опасливую нерешительность. Чуть сзади справа я услышал знакомое, теперь уже более чем обходительное и даже вкрадчивое сипение:
– Проходите!.. Проходите-проходите… в салон...
– А-аы-ы... Через сколько... в путь? – сбивчиво обронил я, но всё же стараясь взять себя в руки, подбирая наиболее соответствующие обстановке и сути предстоящего перемещения из Брянска в Москву слова-определения, но, как мне казалось, недостаточно умело, как тасуют колоду неопытные игроки, то и дело роняя из нее вылезающих без спроса королей и шестёрок; при этом, как бы даже шифруя от прочих попутчиков своё сокровенное желание – пожить на этом свете подольше.
– А?.. – обрывисто раздалось сзади. – А-а!.. Как заполнимся… Минут так-этак через тридцать...
–Ух-ты! Тогда я ещё покурю, – облегчённо выдохнул я и оттёрся от входа, так как за мной уже начала выстраиваться и напирать толпа везунчиков, которые, правда, и не подозревали о том, что задумали эти «колдуны».
Народ полез в нутрь, которая без аллегорий вскорости могла превратиться в адово пекло. Пока болезные грузились и рассаживались, я, выкурив одну за другой несколько сигарет, решился-таки выяснить у наших Рулекрутов, есть ли у них должный мандат – так называемый «маршрутный лист», который им должен был выписать автобазовский диспетчер, и в коем, кроме прочего, указывается факт технической исправности транспортного средства. Также меня интересовали и обозначенный в нём маршрут поездки, и назначение. По-хорошему, гараж не имел права выпускать подобное «нечто» из своих ворот вообще: не то, что до Москвы, но даже по Брянску или его окрестностям. Ну а если они уже тут, то это значит что? бардак на автобазе?! самоуправство татей-водителей?! Это же подсудное дело! – подвергать перемещенцев такой опасности. Да и не только пассажиры, но и прочий транспорт на дороге, да и случайные пешеходы – все превращались в заложников тех транспортных разгильдяев.
– Извините, – распрямившись, словно освободившись от собственных заклинаний «хочу домой», перебивая страшный внешний перегуд, крикнул я Рулекрутам-супостатам и раскованно махнул им рукой. Они, обернувшись, упёрлись в меня своими пронзающими взорами, готовыми, если что, испепелить меня на месте, или же хотя бы не подпустить к себе ближе. Я ещё раз махнул рукой и бесстрашно направился к ним.
Вид у меня был столь решительный и грозный, что эти «колдуны»-злыдни подумали: если даже их сейчас и не станут бить наотмашь и изгонять как бесов, то отбиваться им так или иначе придётся точно. Но ни до моих вопросов, ни до обмена мнениями, – типа того, что, мол, кто на что имеет полное право, а кто на тоже самое не имеет права никакого, – ни до политических предпочтений, ни до философских воззрений на происхождение вселенной и человека, ни до взаимных оценок личностей, дело не дошло: имитация двигателя у второго пепелаца ещё пару раз пыхнув и чаднув, глубоко вздохнула и, не выдыхая, затухла. Вызверившиеся Рулекеруты шибко забегали, засуетились, стали без удержу, без ума и заклики хрустать и сандалить то там, то сям, норовя своими колдовскими пассами оживить труп. При этом они, время от времени, губно вызубиваясь, исподтишка бросали на меня косые осатанелые зраки, как на кудесника, не дающего им сотворить поганое. Но никакие кунштюки им не помогли: кадавр закрыл глаза и простился с нашим миром. А может я и впрямь, своими площадными похождениями и шопотаниями, переворожил их зловредное чародейство: ведь под мои подсчёты эти два автоужаса тоже попали.