Меня все-таки вывернуло прямо на мостовую. Жерарда едва успел подхватить, когда подкосились ноги.
— Если бы мы его спасли, то он бы принялся за старое. Представьте, если бы его жертвой стала ваша дочь! — я снова забилась в истерике, как только спазмы отпустили. — Я не могу так, я не могу лгать! Если я перестану верить в свою правоту, то никакие ухищрения не приблизят меня к нему!
— Ладно, тише, — примирительно сказал Жерард, вдавливая пальцами какие-то точки на моем теле: в ямочке на затылке, слева под ключицей и на позвоночнике у поясницы.
Я обмякла, не могла даже пошевелиться. Жерард подхватил меня на руки и подозвал извозчика, чтобы тот отвез нас в лабораторию.
— Спи, ты едва не надорвалась, — сказал он, укладывая мою голову к себе на колени и поглаживая волосы, прямо как папа любил делать. — Быть может, оно и к лучшему. По крайней мере, они поверили…
========== 7. ==========
Я болела две недели. Периоды лихорадочно бреда сменялись апатией, зыбким беспамятством. Жерард ухаживал за мной в лаборатории, не оставляя даже ночью. Кнут и Кьел отпаивали меня какими-то противными горькими зельями, отирали от пота, Шандор массажировал какие-то жизненно важные точки, мазал эфирными маслами. Девчонки и Густаво по очереди носили мне воду и еду. Иногда я забывалась жуткими снами-видениями, которые подсмотрела в голове у осужденного, то видела огненного зверя, мужественного сражающегося с мглой, что рвала его на части, то место Жерарда подле моей кровати занимал Безликий. На нем был серый мешковатый балахон, а лицо полностью закрывала круглая белая маска, как в театре, с продольными царапинами от когтей, выкрашенных в цвет крови. Это он выхаживал меня, и именно от его прикосновений приходило вожделенно облегчение. Но когда я просыпалась, рядом снова оказывался Жерард.
После того, как я поправилась, он как следует отчитал меня за то, что полностью опорожнила свой резерв внутренних сил, пока читала мысли осужденных, и едва не надорвалась. Заставил меня подробно рассказать о предыдущих таких случаях, а потом надолго отменил все остальные мои занятия. После выздоровления он взялся учить меня индивидуально. Я проникала в его голову, бродила по мыслепотокам, разглядывала картины из прошлого, слушала мысли. До изнеможения, пока не чувствовала, что нахожусь на грани. И ровно там мне надо было остановиться. До того, как из носа пойдет кровь. Это оказалось не так-то просто. Большинство занятий заканчивались для меня нестерпимой головной болью, но Жерард не слушал мои причитания и заставлял повторять экзекуцию снова и снова. Говорил, что у меня должен выработаться бессознательный инстинкт — никогда не переходить черту, даже в самых непредвиденных обстоятельствах. И потихоньку оно начало получаться. Терпение моего учителя пересилило мою нерадивость. Но я поразилась выдержке Жерарда. При том, что в мыслях его я ни разу ничего личного или постыдного не увидела, хотя по идее у каждого человека в жизни должно быть что-то такое неприглядное, что бы он хотел скрыть, но и на глухие стены ментальных барьеров тоже не натыкалась, как было с Вейасом и Микашем. Впрочем, Микаш и вовсе скрывать ничего не стремился и из-за этого мне все время было немного стыдно, ведь я не могла ответить ему такой же искренностью. А тут мне будто отводили глаза, да так, что я ничего не замечала. Однажды я спросила об этом Жерарда.
— Наблюдательная девочка, — усмехнулся он. — Это ментальные техники, основанные на работе телекинетического дара. Ты знаешь, что у каждого человека есть зачатки всех способностей? Если их развивать, то можно овладеть всеми хотя бы третьем уровне.
Я только заметила, что сижу с открытым ртом и тут же его захлопнула.
— То есть каждый может стать всесильным Стражем?
— Если потратит на это с десяток жизней. Ничто не дается легко, — усмехнулся моим наивными речам Жерард. — Потому есть смысл изучать только самые необходимые техники.
— А вы научите меня ну… обходить телепатию?
— Потом, когда вы с Джурией и Торментой будете готовы, обязательно научу, — добродушно ответил он, пока я допивала свой последний лечебный отвар.
Снова пришлось догонять девчонок по учебе. Бесконечные дни и даже ночи за книгами, до ряби в глазах и головной боли. И в нагрузку еще дополнительная лечебная гимнастика от Шандора.
Но вскоре в нашу обыденность ворвался новый выход в свет. В Эскендерию возвращалось войско мастера Комри. Я трепетала от радости и одновременно немного побаивалась, что все наконец разрешится. Ведь может и не к лучшему. Но я гнала от себя предательские мысли. Жерард хотел, чтобы мы присутствовали на параде и осыпали марширующих победителей белыми цветами. Так мы сможем разделить часть их славы и завоевать народную любовь. Ну, по крайней мере, решать жизнь осужденных больше не требовалось, а на парад я и так собиралась. Осыпать цветами своего собственного победителя.
За несколько недель до события нас начали приводить в порядок. Жерард заказал летящие белые платья, в которых мы походили на воздушных духов-сильф. Кожу обрабатывали какими-то мазями, от которых она становилась белой и гладкой, как и младенцев. Волосы полоскали в травяных отварах, чтобы они выглядели пышнее, приобрели более яркий оттенок и источали терпкий сладкий запах. Нотки розовой масла возле ключицы довершали аромат. От себя я тоже решила кое-что добавить. Не слишком в этом разбиралась, но при должном старании и если подходить с умом, можно добиться чего угодно — любил поговаривать мастер Жерард. Кое-что подсказала Торми: как сделать цвет губ более ярким, а щеки румяными, но чтобы при этом все было естественно. Мы должны выглядеть желанными, а не продажными, повторяла Торми. Еще я сходила в купальни, где мне воском удалили с тела волоски. Болезненно, но жить можно. Потом еще критически разглядывала себя в зеркале в нашей комнате. Ну, вроде ребра уже не торчат скелетом, спасибо диете мастера Жерарда — и то хлеб.
— Хотела бы я знать, для кого ты так из кожи вон лезешь, — усмехнулась Торми, наблюдая за мной, сидя на стуле задом наперед. — Уж не для самого ли маршала Комри? Слышала, он необычайно красив.
— Да обычный, — отмахнулась я, с трудом даже припоминая внешность мастера Гэвина. Разве что пронзительный взгляд синих глаз я сейчас могла представить. — Нет, я жду друга, он безземельный рыцарь.
Торми сложила губы трубочкой и произнесла звук: «ууу», словно бы намекала, что понимает, почему я сбежала из дома.
Но обсуждать Микаша мне не хотелось, потому я перевела взгляд на Джурию. Она по обыкновению сидела с ногами на кровати и читала книжку. Вначале я хотела отвести ее в салон «синих чулок», мне почему-то казалось, что независимые женщины умные женщины, способные разговаривать не только о тряпках и мужчинах, ей понравятся, но потом поняла, что она не примет их привольных взглядов и может выйти скандал. Не хотела бы оказаться между двух огней. Но мне не нравилось, что Джурия постоянно одна и ни с кем, кроме наставников, не общается.
— Вот, попробуй, — я взяла со своей тумбочки миску с соком ириса, смешанным с соком красных ягод, и подошла к ней. — Губы будут ярче и выразительней.
— Я не занимаюсь такими глупостями, — строго ответила она, не отрывая взгляд от книги. — И не собираюсь ни продавать себя, ни уж тем более заставлять кого-то желать меня.
— Никто и не предлагает. Но может, стоит ненадолго отвлечься? Попробовать что-нибудь новое? Прихорошиться? Не для мужчин — для себя. К тому же мастер Жерард хотел, чтобы мы поразили всех красотой на параде, — я видела, что читать она перестала и прислушалась. — Впрочем, ты и так хороша.
— Правда? — он подняла на меня свои большие темные глаза, блестевшие недоверчиво в неярком свете свечи.
— Правда, — я улыбнулась в ответ.
Она задумчиво окунула палец в миску и принялась внимательно разглядывать снадобье.
— Попробуй. Если не понравится, мы все сотрем.
Джурия поддалась. Подошла к зеркалу и осторожно намазала губы. За ее спиной Торми подмигнула мне и подняла большой палец. Джурия оглядела свое отражение и оглянулась на меня в поисках то ли поддержки, то ли одобрения. На смуглой коже эффект был не так заметен, но и не испортилось ничего. В этом деле главное — не навредить.