— Как ты догадалась, я уже знаю, что Вовчик скачивал для тебя файлы с нашего сервера. — Голос Владислава Николаевича звучал сверху, давил на темя, как тяжелая ладонь. — Пока я не знаю, кому ты их передавала. И с кем ты встречалась сегодня. Вова рассказал нам все. Теперь твоя очередь.
Очевидно, по его сигналу, кресло с Вовчиком отъехало в сторону.
Владислав Николаевич встал напротив, ощупал взглядом ее лицо. Прикосновение его студенных глаз жгло кожу не меньше, чем сталь подлокотников.
— Что-то в тебе есть. Не красавица, но что-то есть, — задумчиво произнес Владислав Николаевич. — Оказывается, он любил тебя, Ниночка. Но все равно рассказал нам все. И ты все расскажешь. Даже если очень любишь Дмитрия. Ты же его любишь, девочка моя?
— Я не знаю никакого Дмитрия, — севшим голосом ответила Нина.
Глубокая, как шрам, морщинка у носа Владислава Николаевича дрогнула.
— Жаль, девочка. Жаль, что у меня мало времени. Я бы с удовольствием дал тебе поиграть в благородство. Но, извини, у меня просто нет на это времени. Зачем ты передала флэшку Дмитрию?
— Я не знаю никакого Дмитрия. Я ничего не передавала. Я шла домой. На меня напали.
Владислав Николаевич покачал головой.
— Зря ты так… Наташа, ты готова?
— Да, — раздался женский голос.
Салатного цвета пятно подплыло ближе. Пахнуло дезинфекцией и синтетикой.
— «Лед» или «огонь»? — спросила женщина в хирургической робе.
— Дай подумать, Наташенька. — Владислав Николаевич протянул руку и теплыми пальцами коснулся щеки Нины. — Дай подумать… Ты же у нас мерзлючка, Ниночка, да? Я угадал?
Нина, насколько позволял налобный ремень, отодвинула голову. Пальцы захватили кожу на щеке, больно сжали. До слез.
— Мерзлюшка, я угадал.
— Значит, «лед»?
— Попробуем «лед».
Женщина скальпелем вспорола рукав кофточки Нины. От манжета до плеча. Раздивнула разрез. Пальцы у нее были резиново липкими. Не живыми.
Владислав Николаевич испытывающе смотрел в лицо Нине.
— Сейчас мы введем тебе препарат. Сначала ты почувствуешь слабый озноб, как при начале простуды. Будешь ждать приступа жара, но его не последует. Тебя начнет трясти. Холод будет проникать в каждую клеточку тела. Ты почувствуешь каждую косточку. И покажется, что они покрыты инеем. А колотун будет нарастать и нарастать. Все тело будет ходить ходуном. Для этого, кстати, мы и сделали такие крепкие кресла. Ты будешь трястись от холода. Мышцы сделаются, как твердая резина. Станет трудно дышать. Сухожилия и связки тоже промерзнут и станут пластмассовыми. И каждое движение будет причинять жуткую боль. Особенно будет больно в позвоночнике. Знаешь, каково это, когда между позвонками хрустит лед?
Он сжал губы, следя за ее реакцией. Чуть дрогнул уголками губ.
— Хорошо, девочка моя, не веришь на слово, проверь все на себе.
Его зрачки прыгнули вправо и вверх. И снова впились ей в глаза.
Нина почувствовала резиновые пальцы на своем локте.
Иголка проткнула кожу.
— Еще не поздно, Нина. Ты уже сейчас плачешь от страха. Представь, что будет дальше!
Его лицо стало таять в прозрачной, жгучей мути, заливающей глаза.
— Я ничего не знаю. Правда. Отпустите меня, пожалуйста! Вы же хороший, Владислав Николаевич… Я, я хочу к маме!
— Поедешь к маме, я обещаю. Только скажи, когда тебя завербовал Дмитрий.
— Ну я же не знаю никакого Дмитрия!!
Пятно его лица пропало. Осталься только мутно-белый свет.
Откуда-то сверху, как булыжники на голову, упали слова.
— Она твоя, Наташа. Как только расколешь, доложи.
А в венах, действительно, журчал жидкий лед….
Преторианцы
Водитель Дмитрию не понравился с первого взгляда. Но выбора не было. Бежать к Хорошовке — гарантированно засветиться. А в переулках накануне комендантского часа машин было — раз два и обчелся.
Старенький «бычок» недовольно урчал мотором, пытаясь переварить ту бензиносодержащую жидкость, что залил в бак его хозяин. Качественный бензин полагался только государственному транспорту. «Бычок» в привилегированное стадо стальных коней явно не входил.
Водитель тоже был не из знати. Даже на придворного извозчика не тянул. Типичный водила со стажем.
И все же доверия не внушал.
Дмитрий на секунду отвлекся.
«Жаль, что Владислав лично не присутствовал на захвате. Вот кого руки чесались завалить, так это его! — зло подумал Дмитрий. — Наверное, теперь не сложится… Салин скотина вельможная, сдаст, расплатится мной со Старостиным, или перессыт раньше, даст команду, нет, намекнет, как он обычно делает, поставит перед необходимостью проявить инициативу. Стас и проявит, концов потом не найдешь. Интересно, он успеет раньше моих чекистов? Глупо, конечно, но все-таки интересно».
— Командир, слышь, а у тебя талонами разжиться можно? А то мой агрегат уже изжогу заработал от этого, мать его, бензина. Моча одна со скипидаром, а не бензин!
Водила бросил на Дмитрия испытывающий взгляд.
Тормознув машину, Дмитрий мельком показал ему красную книжечку удостоверения. Чтобы уважал и с дурными вопросами не лез.
— Сейчас прямо, на втором повороте повернешь налево. Въедем во двор, и ты свободен, — вместо ответа скомандовал Дмитрий.
— Дождешься с вами свободы-то. Сегодня, как с цепи сорвались! — проворчал водила. — Через каждые сто метров на шмон останавливали. В честь чего такая лютость-то? Слух пошел, что грохнули какого-то шишку. Правда, или опять врут?
Дмитрий промолчал. Водитель клацнул коробкой скоростей.
Взгляд Дмитрия упал на его пальцы, лежашие на рычаге.
«Стоп! Ногти чистые».
— Вот в этот двор. И чуть вперед, до забора.
Двор был подходящий, темный. Почти все окна перед комендантским часом уже погасли. За забором белел остов недостроенного здания.
Водила сбросил газ, машина пошла накатом.
— Командир, а за то, что я тебя бесплатно вожу, мне какое поощрение полагается?
«Улыбка слишком натянутая. И зрачки дергаются. Что ты просчитываешь в уме, дружище? Я-то уже все решил».
— У нас два вида поощрения. Первый — снятие ранее наложенного взыскания. Но ты на него не наработал. Второй — дают пострелять из именного нагана Дзержинского. Вот это могу устроить.
— Эт смотря в кого! — подхватил шутку водила.
— Все, тормози.
Водила на секунду отвлекся.
Дмитрий успел выхватить пистолет.
Пуля прошила грудь водилы слева направо, пробив сердце. За грохотом разбитого двигателя хлопка выстрела слышно не было.
Водитель охнул и навалился грудью на баранку.
Дмитрий повернул ключ зажигания. Сразу стало слышно как дождь барабанит по горячему капоту.
В правом кармане ватника водителя лежал мобильный. Вещь слишком дорогая для невольника баранки. Тарифы за связь лупили адские, по карману только обитателям Домена или к ним приближенным. Возможно, водилабыл честынм и просто пахал на кого-то, кто мог потянуть плату за мобильную связь. Но чутье Дмитрия никогда не подводило.
Дмитрий отщелкнул поцарапанную крышку «моторолки». Вошел в меню. Проверил последние звонки.
Пять звонков из шести пришли со знакомого Дмитрию телефона. Управление наружнего наблюдения центрального аппарата ГСБ.
«Приехали! Теперь я точно — пролетарий чекистского труда, мне терять нечего, кроме самого себя. Хватит, покатались на мне! Я-то уйду, лягу на грунт, ни одна собака не найдет. А они пусть грызутся между собой. Салин со Старостиным, Ларин — с Филатовым… Каждый кого-нибудь мечтает сожрать. Пошли вы все в задницу! С меня хватит!»
Он не стал искать в одежде убитого удостоверение. И так все ясно.
Чудом нарвался, чудом уцелел…
Странник
В бутылочном стекле мерцали огненные язычки. От свеч стало уютнее и заметно теплее. Пахло горячим стерином и сухими лепестками цветов. Дрожащий свет тусклым золотом вспыхивал на корешках книг. «Сиддхарта», «Заир», «Степной волк», «Дневник мессии», «Ульфин Джус»…