— Почему — самостоятельной? — спросил Фаддей.
Наташа отмахнулась.
— Потому! Итак, недостаёт одного элемента — «мозгового центра». Кто-то должен был сводить всё в единое целое.
— «Бетховен» — это миф, ты же знаешь. Мы сами его и придумали.
Под её саркастическим взглядом Владиславу стало неловко.
— Ладно, твоя взяла. Придумали с подачи Рожухина.
— О! — Наташа вскинула пальчик с острым алым ноготком. — А теперь с трёх раз угадайте, кто мог играть роль «Бетховена». Не липу впаривать, а реально выполнять функцию координатора. Ну? Мужики, да вы что, совсем себе мозги прокурили?! Он сам и крутил, это же очевидно!
— Но не убедительно, — осадил Фаддей.
— Если такой умный, скажи, где сейчас искать Рожухина!
— А мы, между прочим, о том и мозгуем.
Наташа наклонилась над схемой, сигаретой указала на прямоугольник, расположенный особняком от других, скомпонованных в плотную группу. К прямоугольнику с надписью «Бетховен» шла единственная пунктирная линия.
— Почему? — спросил Фаддей, откидываясь на спинку стула. — Докажи!
Владислав хлопнул ладонью по столу.
— Она права! Это единственный его адрес, о котором не знает «контора». Пока не знает. Если он раньше нас возьмёт под контроль «Бетховена», мы горим синим пламенем. Все стрелки на нас переведёт, сука! — Он достал из ящика стола пистолет, сунул в кобуру. — Спорить некогда. Мужики, по коням!
Странник
Свеча бросала в лицо дрожащий янтарный свет. Из зеркала смотрело совершенно чужое, словно не из этого мира лицо. Он чуть повернул голову, и в прорезях маски по ту сторону стекла вспыхнули зрачки.
Впившись в них взглядом, он ждал, пока из зрачков не уйдёт тепло. Когда они окончательно заледенели, он подмигнул своему отражению.
«Вот так и надо. Таким ты мне нравишься».
Максимов смыл с щёк остатки мыльной пены. Кожу немного щипало от порезов.
— Что ты там делаешь? — донеслось из кухни.
— Возвращаюсь к старому правилу: или отпускай бороду, или брейся каждый день, — ответил Максимов.
Марина сидела на табурете, забравшись на него с ногами. На остро выступающих из-под юбки коленях пристроила кружку с дымящимся чаем.
— Я яблоко в чай накрошила. Вкусно. Хочешь?
— Пока нет.
Он посмотрел в её по-детски отрешённое лицо. Она полностью ушла в свой мир, цветной, яркий и непредсказуемый, как узоры в калейдоскопе.
«Счастливая. Замерла на грани между безумием и отчаянием. Мы сгинем, а блаженные унаследуют землю. Правда, изгадили мы её изрядно. Помойка помойкой, а не среда обитания. А они этого не замечают. Дети-цветы. Гибрид Страшного суда и светлого будущего».
— Сегодня ночь пойдёт снег.
— Что?
— Сегодня ночью пойдёт снег, — повторила она. — Снег — это летучий лёд. Мир станет чёрно-белым. И всё начнётся с начала.
«Нави! — обмер Максимов. — Святой безумец».
Он опустился на корточки у её ног.
— Что ты ещё видишь, Марина?
Она навела на него свои распахнутые глаза.
— Скоро сюда придёт человек, чтобы умереть. Ничего уже не поделать. Его время кончилось.
Преторианцы
Наползающий на город комендантский час зажигал огоньки в окнах домов. Самое тихое, боголепное время. Законопослушные граждане уже забились в свои норки. А те, кому уже всё по барабану, ещё не начали ночной дебош.
Официально комендантский час ввели «для обеспечения безопасности граждан в тёмное время суток от противоправных действий криминальных элементов». Кого защищала мера «по нормам Особого периода» становилось ясно, стоило только взглянуть на график комендантского часа. Ограничение на передвижение расползалось от границ Домена к окраинам с уступом в час. Чем ближе к окраинам, тем позднее полагалось сидеть по домам и без надобности не высовывать носа на улицу. Плотность патрулей тоже убывала от центра к окраинам. В спальных районах, прозванных «гарлемами» сил едва хватало, чтобы держать под контролем основные магистрали. Об «обеспечении безопасности граждан» не шло и речи. Там гуляли круглосуточно, да так, что дым стоял коромыслом. Иногда в прямом смысле слова. Обитатели «гарлемов» страдали языческой пироманией: обожали тусоваться вокруг горящих бочек, поджигать помойки и устраивать пожары в ограбленных квартирах.
Бетховен жил на нейтральной полосе. Точно между не растерявшим приличие Домена Соколом и расхристанным Речным вокзалом.
Двигатель урчал на малых оборотах. «Бычок» накатом прокатил по притихшей улочке. Дмитрий успел разглядеть слабый свет в окнах Бетховена. Нажал на газ, рывком вогнал машину в ближайший проулок.