Методом проб и ошибок сами собой оформились правила «ногамяча». Играть без ворот, лупить по всем стенам со всей дури, стараясь «выбить» игрока противника, а чтобы «выбивать» без споров, играть баскетбольным мячом. При умелом ударе мяч рикошетил от стены с такой адской силой, что запросто укладывал в нокаут здорового мужика. Иногда двоих сразу. Как известно, штык молодец, а летающие убойные снаряды — дурны по природе своей. Мяч клал и своих и чужих. И в этом был весь кайф игры.
На поле выходили две команды по шесть человек. Чем больше выбывало противников, тем выше становился шанс завалить своего. Случалось, что оставшийся последний игрок выбивал всю команду противников. Подножки, подсечки, подкаты и тычки под рёбра в мясорубке «ногамяча» считались мелким хулиганством и на ход игры не влияли.
Неблагодарная история не сохранила имя гения, окончательно сформулировавшего правила «ногамяча». Как не сохранила она имени изобретателя колеса. Но раз возникнув, гениальное открытие, как ему и положено, со скоростью гриппозной эпидемии распространилось по всем гарнизонам и весям страны. Долбились в «ногамяч» в ангарах, бункерах, подвалах, на складах, в любом помещении, где были четыре стены и потолок, но не было окон. Рубились азартно, почти до летальных исходов.
Запрещать кровавый спорт оказалось бестолку. Тем более, что и командование было не в силах отказать себе в таком зрелище, ничем не уступающим римским гладиаторским боям. Очень скоро «ногамяч» завоевал себе прочные позиции в армейском спорте, следом за рукопашным боем и впереди бокса. Между подразделениями, частями и округами загрохотал и затрещал костями чемпионат по «ногамячу». Появились первые «придворные» команды. Что надёжней приказа Главкома узаконило нововведение.
Любомудрые замполиты, способные воспеть всё, что приказали воспевать, и отпеть всё, что в приказном порядке запрещено, быстро нашли положительные и политически правильные стороны нового вида спорта. «Ногамяч», оказывается, вырабатывал чувство боевого товарищества, стойкость духа, бесстрашие и даже ненависть к врагам отечества.
Филатов сидел на балкончике, нависавшем над площадкой для «ногамяча». Президентский спортзал с саунами и зимними садами находился на три яруса выше. А здесь, на предпоследнем этаже бункера, в глухом ангаре для резерва бронетехники, настоящие мужики резались в настоящую игру. Мат, стоны, хрипы и крики «Убей его!» звучали без дураков. И кровь была самой настоящей. Алой. Брызгами.
Сегодня играла сборная кремлёвского полка охраны с командой «Набат». Филатов болел за своих, за «Набат».
Отдельная рота СОПа, была его личной гвардией. Официально, как и вся Служба, «Набат» служил Первому. Но ел с рук и знал только одного хозяина — Филатова. Даже название подразделению он придумал сам, в память о первой в своей жизни собаки — немецкой овчарки по кличке Набат. Впрочем, никогда этого не афишировал. Бойцы, не зная подоплёки, гордились названием, как собака гордится шикарным ошейником.
Они считали себя элитой даже в элитарной по своей сути и составу Службе. Если большая часть подразделений выполняли задачи антитеррора, то «Набат» специализировался в диаметрально противоположном. «Набат» мог захватить и удержать любой объект на территории страны. Или «взять под контроль» любое лицо, на которое укажет Филатов. Само собой, объектами были административные здания, а лица — официальными. «Набат» предназначался для пресечения неповиновения местных бонз. Стоило только перестать в страхе поглядывать в направлении Москвы, а хуже того — попытаться играть во фрондёрство, визит «Набата» из вероятности становился неизбежностью.
На трёхъярусной трибунке яблоку негде было упасть. Командир кремлёвского полка пришёл со свитой, и высшим чинам Службы Филатова пришлось сидеть чуть ли не на коленях друг у друга. Вскакивать и орать, поддерживая своих получалось только у первого ряда, за что на них шипели и толкали в спину сидящие сзади. Обстановка была, как на трибуне Лужников в день финального матча. Общались, не взирая на звания и должности, объединённые азартом и принадлежностью к братству «силовиков». Дружно подхватывали клубные «оралки», которые заводили группы поддержки и запасные игроки, сидящие под балконом.