— Коба, ты полежи, тебе, я поняла, надо подумать. Пойду сварю кофе. И что-то есть захотелось. Червячок уже проснулся.
Она задорно хлопнула себя по плоскому смуглому животу и улыбнулась. Глаза остались подёрнутыми чёрным льдом.
Когда она вернулась, Старостин докуривал третью папиросу. Он успел перегореть, первый приступ ярости быстро схлынул. Он спокойно просчитал ситуацию, сеть вязалась.
Кочубей в ней, само собой, был не на первых ролях, дело не в нём, а в тех, к кому тянулась крысиная цепочка его следов, люди на подбор — зубры, одним выстрелом не завалишь, всё старые кадры, в Движении с первых дней, а вскрытую — ещё дольше. Недовольных всегда полно, опаснее срыто недовольные, не разбрызгивающие злобу по мелочам, копящие её для удара. Такие были, по одиночке силы не представляли, можно было играть, умело манипулируя их разрозненными интересами. Но, не дай господь, собрались в стаю?
Стая сильна ражем, спекающим страх и злобу каждого в клокочущую общую отчаянную смелость. Тогда они пойдут на всё, не остановятся, если вовремя не наступишь им на горло.
«Кто, интересно знать, тот паук, что сплёл паутину?»
Выходило, Карнаухов. Из всех приближённых он был по-старчески ревнив и обидчив. Главное, вокруг него было легко сбиться в кучу — не давил, брал сочувствием и всепонимающей мудростью. На роль вождя фронды не тянул, поэтому и не претендовал. Играл роль «тайного советника вождя». А когда вакантна должность вождя, да ещё есть советник на все случаи жизни, то желающих «повождить» всегда в избытке.
«За это пришлось подставить деда. Нефиг людишек в соблазн вводить. Да и знать стал больше, чем здоровье позволяло».
Кроме Карнаухова и самого Старостина, о «Водолее» больше других знал один человек — Кочубей. И аппарат Движения плясал под его кнут и бывал сыт его пряниками.
«В чём-то я ошибся, если Кочубей позволил себе личный выпад. Причём, в самое больное место, сволочь, ударил. И нашёл, когда! Рисково сейчас из доверия выходить. Какой чёрт его за язык дёрнул? Извиняет лишь одно, он таким способом Сашку на бдительность проверял. «Не доложит, сожрём», правило известное. А если с дуру проговорился? Только этого мне сейчас не хватало! Не пускать же его в распыл, как Карнаухова. Пока ещё нужен. Чёрт, всё сразу и разом!»
— Ох и накурил!
Ника внесла поднос. Ноздри защекотал запах кофе и ещё горячих тостов. Как вышла голой, так и вернулась. Скрывать ей, действительно, было нечего. В ответ на его просьбы не сновать по квартире голышом отшучивалась: «Коба, ты не прав, дорогой. Я отношусь к одному проценту женщин, которые голыми выглядят так же красиво, как и одетыми. Гордиться надо и тихо завидовать!»
— Включи кондиционер. Только, ради бога, накинь что-нибудь, охрана глаза сломает!
— Ха! Должны же и у них быть маленькие радости!
Она поставила поднос ему на живот, легко подбежала к окну, медленно развела в стороны тяжёлые портьеры, так же медленно вытянулась. Навела пульт на кондиционер. Старостин, не в силах пошевелиться, лишь смотрел на её подобравшуюся попку. Загорала она, конечно же, голой.
— Да быстрее же ты, ведьма! Сейчас мужики штабелями повалятся, останемся без охраны, вот тогда и запрыгаешь!
Она захохотала, запрыгнула на кровать, оседлала его ноги и потянула к себе поднос.
— Сейчас кормить тебя буду. Дозаправка в воздухе.
— Вот сейчас как встану!
— Не встанешь! Кофе только с плиты. Хотя, можешь встать, пусть охрана послушает арию Старостина «Обварила меня ведьма кипятком» из оперы «Жизнь за народ», слова Старостина, музыка — блатная-народная.
— Что развеселилась?
— Ну не плакать же! Ты, я смотрю, успокоился, а то весь закаменел лицом, мне даже страшно стало.
— Хочешь уехать? — неожиданно для себя спросил Старостин. Сорвалось. Выпрыгнуло из самого сердца. — Пока есть возможность.
— Нет. — Она резко встряхнула чёрной копной. — Раньше не свалила и сейчас не собираюсь. Что мне там делать? Да и тебя…