Ни жалости к себе, ни страха он не чувствовал, была только усталость. Он выщелкнул из запасного магазина патрон, засунул в нагрудный карман куртки. Блаженно закрыл глаза, давая телу отдохнуть. Осталось последнее, самое последнее усилие, а дальше — покой…
Обострённое чутьё загнанного зверя подсказало: рядом чужой. Гулко ударило сердце, и Максимов мгновенно вынырнул из сладкого полубреда, ощутил близкую опасность. Большой палец привычно скользнул вниз, снимая предохранитель. Указательный чутко лёг на спусковой крючок.
«Это ещё не они. Не может быть. Слишком рано». — Он, не меняя положения, беззвучно повёл стволом, готовый послать пулю на первый же шорох и молниеносно рвануться в сторону.
Боль катком прокатилась по позвоночнику и взорвалась в затылке. Максимов судорожно выгнул шею, еле сдержав крик, перед глазами всё поплыло, и тело подхватила тёплая волна невесомости…
Что-то прохладное коснулось лба. Максимов широко распахнул глаза.
Над ним склонилось незнакомое лицо мужчины лет сорока: борода лопаткой; чёрные, глубоко посаженные глаза смотрели умно и добро; от больших залысин лоб казался ещё больше и круче.
«Бред. Или это уже смерть? Так легко. И нет уже боли…»
Он попытался встать, но мужчина не сильно, но настойчиво надавил ладонью ему на лоб, прошептал:
— Не беспокойтесь. Я — друг. Лежите, всё в порядке! — Голос был мягким, и Максимов, сам того не желая, расслабил мышцы.
— А они? — Он не узнал свой голос.
— Они сюда не дойдут. Всё будет хорошо, успокойтесь!
Над поляной треснула короткая очередь. Максимов сжался в комок, стряхнул с себя руку.
«Это не сон. Господи, дай мне силы! — Он с трудом сел. — Вот теперь — всё!»
У березняка чернели фигурки, то ли от марева, то ли от мути в глазах, они, нелепо дёргались, как пляшущие марионетки.
«Сейчас осмотрят березняк, и прямиком сюда. Я так кровью наследил, собак не надо. Ладно, сейчас будем смеяться-веселиться!»
У березняка вспыхнул яркий солнечный зайчик — в бинокль осматривали опушку.
— Вы не беспокойтесь. В этот лес войти нельзя.
Максимов оглянулся. Человек спокойно сидел в трёх шагах от него, поджав по-турецки ноги. Одет был просто: в светло серую рубаху с пояском и тёмные старые штаны. Босые, перемазанные землёй ступни. Максимов успел отметить, какие у него тонкие, почти женские, запястья.
— Уходи! — прохрипел Максимов. — Не знаю, кто ты, но уходи, пока есть время. Сейчас нас делать будут! Не допёр ещё?!
— Всё давно понял, — спокойно ответил человек, хитро блеснув глазами. — Поверьте, ничего страшного не произойдёт.
— Ага! Дырок нам сейчас понаделают и успокоятся. Вали, кому говорю!
Он повернулся и обмер. По полю не таясь, в полный рост, шла частая цепь. Солдаты из-за высокой травы решили не ползти, время от времени приседали, скрываясь в траве, но, скорее, по привычке, чем по необходимости.
Максимов пробежал взглядом по цепи, достал из нагрудного кармана патрон, зажал в потрескавшихся губах острую хищную головку.
«Только не потеряй в горячке», — приказал сам себе.
— Это лишнее! Подождите чуть-чуть! — шепнул человек, подкравшись сзади.
«Ещё здесь, дурило чёртово!» — только и успел подумать Максимов. Хотел обернуться и выматерить в три этажа, но тонкие пальцы впились в спину чуть выше лопаток, казалось, кто-то медленно вводит под кожу тонкие иглы, и вдруг стало тепло, исчезло тело, растворившись в знойном воздухе …
Зрение стало отчётливым, словно кто-то протёр ладонью запотевшее стекло.
Чёрные фигурки стали выше, приобрели мишенную чёткость, когда так удобно ловить в перекрестье прицела этот скошенный книзу прямоугольник, и не думается даже, что там, на дальности прямого полёта пули, — человек.
— Всё, излучатель набрал мощность, — скороговоркой прошептал мужчина в ухо Максимову.
Он встал в полный рост, вышел вперёд, замер на границе света и тени, и вытянул вперёд руки…
Не дойдя метров сто, цепь сломалась. Фигурки сбились в кучу, только стреляй! бурно замахали руками. Сюда доносился лишь приглушённый гул голосов. Потом копошащийся сгусток фигур рассыпался, и Максимов не поверил своим глазам, они уходили! Фигурки становились всё ниже и ниже, некоторые совсем скрылись в траве. Они уходили!
Мужчина вернулся к Максимову, провёл холодной ладонью по его лицу. Сразу же вернулось ощущение тяжести в уставшем теле, и вернулась боль, забилась горячей волной. Винтовка вдруг сделалась свинцово тяжёлой. Ствол, дрогнув в ослабевшей руке, лёг в траву.