Несколько лет спустя, уже в 1960-х, увлечение Америкой и всем американским, включая материальные и культурные символы этой страны, приняло характер эпидемии. Музыка и стиль в одежде, поклонение звездам массовой культуры, авангардизм в духе «битников» — все это найдет своих горячих приверженцев не только среди детей номенклатурных работников и людей творчества, но и в миллионных массах городской и даже сельской молодежи. Для молодых людей, входивших в компании единомышленников и нонконформистов, посещение иностранных выставок и предпочтение американской музыки отечественной стало вопросом групповой идентичности. Наперекор официальному антиамериканизму они становились фанатами Америки, «штатниками». Галерею советских героев, набившую им оскомину со школьной скамьи, заменил набор новых кумиров, в число которых вошли Элвис Пресли и Чарли Паркер, Джон Кеннеди и Мэрлин Монро, Эрнест Хэмингуэй и Юл Бриннер. Сколько на самом деле было таких поклонников американской музыки, литературы, кино — определить невозможно. Судя по всему, их численность достигла пика в 1970-е и 1980-е гг., когда Советский Союз вступил в период идеологического вакуума и экономической стагнации{675}.
Оптимистичные шестидесятые
Хрущевская «оттепель» и приоткрывшийся железный занавес меняли взгляды миллионов людей. Но не следует думать, что многие превращались из советских патриотов в либералов и врагов советской власти. После арестов и исключений из университетов в декабре 1956 г. партия и правительство задействовали огромные ресурсы для того, чтобы восстановить идеологический контроль над населением страны, особенно над молодежью. На любой проблеск вольности, будь то публикация в журнале или западный фильм, приходилось огромное количество советской пропагандистской продукции: статьи в газетах и журналах, обличающие Запад, а также многотиражные книги и кинофильмы, воспевающие любовь к советской отчизне и верность коммунистической партии. В первое десятилетие после смерти Сталина советская система высшего образования продолжала стремительно развиваться, но университеты отнюдь не стали рассадниками либеральных настроений и ценностей. Напротив, здесь-то и происходила основная идеологическая обработка молодежи. Хоть портреты Сталина исчезли, а славословия в адрес вождя всех народов прекратились, основное содержание учебников по истории и литературе осталось тем же, что и при жизни вождя: неокрепшим умам навязывалась «единственно верная» трактовка мировой и советской истории, культуры и философии, которая укладывалась в строго очерченные идеологические рамки. Каждый год из стен учебных заведений выходили выпускники, которые, как почти все их предшественники, считали, что живут в самой лучшей, самой счастливой и самой могучей стране мира. К концу 1950-х гг. советское общество продолжало хранить стойкое единодушие перед лицом Запада; большая часть населения еще не успела растратить огромный запас утопических иллюзий. Спутник и успехи в космосе создали иллюзию советского научно-технического превосходства СССР над всем миром.
Хрущев решил сыграть на этих иллюзиях и в январе 1959 г. на очередном съезде КПСС объявил о том, что в советской стране «социализм построен полностью и окончательно». В последующие два года он поручил аппарату и научным консультантам написать новую программу партии, полную невероятных, фантастических обещаний и нацеленную на то, чтобы догнать Америку и через двадцать лет «завершить строительство коммунизма» в Советском Союзе. В июле 1961 г. в своем докладе Центральному комитету Хрущев пообещал, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» и сможет вкусить всех радостей коммунистического рая. Руководитель партии заявил, что Советский Союз «поднимется на такую недосягаемую высоту, что в сравнении с ним капиталистические страны окажутся далеко позади». После проведения всенародного «обсуждения» этой программы на предприятиях и в учреждениях страны, в котором приняло участие 4,6 млн. человек, в октябре 1961 г. она была единогласно принята на XXII съезде КПСС{676}.
В числе флагманов государственного романтизма и идеализма выступала массовая печать. Наиболее эффективными агитаторами оптимизма были две массовые газеты — «Известия», которую возглавлял зять Хрущева Алексей Адужбей, и «Комсомольская правда», официальный орган Коммунистического союза молодежи. Аджубей вспоминал: «Мы заканчивали собрания непременными лозунгами о победе коммунизма. У нас не было ощущения провала, тупика или стагнации… Существовал еще запас сил, многие оставались оптимистами»{677}. В мае 1960 г. группа молодых журналистов впервые в Советском Союзе организовала при «Комсомольской правде» исследовательский центр по изучению общественного мнения. Первый социологический опрос, проведенный этим центром, был на тему: «Удастся ли человечеству предотвратить третью мировую войну?» Значительная часть ответов на этот вопрос выдавала тревогу людей, особенно в связи со срывом совещания в верхах в Париже. При этом, однако, преобладала коллективистская установка на веру в будущее{678}.
Кинематограф был важнейшим и весьма действенным средством «воспитания советского человека». В годы «оттепели» маститые режиссеры и их молодые ученики стремились воссоздать кино как высокое искусство и с романтической ностальгией относились к полузабытым исканиям 1920-х и начала 1930-х гг. В ответ на заказ властей создавать новые произведения монументальной пропаганды режиссеры вернули на большой экран героев революции и Гражданской войны, о которых не часто вспоминали в последние годы жизни Сталина. Такие фильмы, как, например, «Коммунист» с Евгением Урбанским в главной роли, должны были очеловечить и осовременить образы несгибаемых борцов за коммунистическую идею{679}.
При Хрущеве в партийном и государственном аппарате вновь появились молодые интеллектуалы: люди, прошедшие войну и получившие университетское образование. Среди партийных руководителей стало даже модным брать на работу в качестве референтов и консультантов образованную молодежь. Появилась категория «просвещенных аппаратчиков», по аналогии с «просвещенными бюрократами», которые помогали царю Александру II готовить Великие реформы в 1860-1870-е гг. Впрочем, такая категория людей работала лишь в центральном аппарате в Москве, в провинции их почти не было. Среди «просвещенных аппаратчиков» были и будущие сторонники «нового мышления» эпохи Горбачева: Георгий Арбатов, Анатолий Черняев, Федор Бурлацкий, Николай Иноземцев, Георгий Шахназаров, Лев Оников, Николай Шишлин, Вадим Загладин и некоторые другие. Да и сам Горбачев выдвинулся благодаря новому поветрию в кадровой политике: его, молодого, образованного и энергичного члена КПСС, быстро продвигали вверх по карьерной лестнице — уже в конце 1960-х гг. он стал партийным лидером Ставропольского края. Вообще, начало 1960-х гг. было очень благоприятным временем для молодых членов партии с университетскими дипломами. Один из них вспоминал: «При Хрущеве в наших кругах началась веселая, радостная и даже разгульная жизнь. Мы были молоды. Начинались первые успехи. Защищались диссертации. Печатались первые статьи и книги. Присваивались первые звания. Делались первые шаги в служебной карьере. Начиналась оргия банкетов». Все это создавало «общий оптимистичный тонус». Эту атмосферу одной большой дружеской компании не нарушали первоначально никакие социальные, культурные и идеологические переборки{680}. Молодые образованные референты считали Хрущева малообразованным и сумасбродным человеком, но прощали ему многое за его развенчание Сталина и фантастическую энергию реформатора. Они видели в Хрущеве исторический таран, который может убрать с дороги сталинистов, расчистить дорогу переменам и их собственной карьере.