Сергей с женой помогли ей раздеться, ввели в комнату, усадили в мягкое кресло. Теперь она была похожа на высохший цветок бессмертника: худенькая, маленькая, лицо сморщенное.
Пока Федора Яковлевна приходила в себя, внук Тарас приготовил магнитофон, поставил на «запись».
— Как у вас хорошо! — записывалось на магнитофонную ленту. — Боже, как у вас, детки, хорошо! Солнца ж того — полнешенький дом!.. А там, у Семена, солнышка, считай, и нету. Выглянет и спрячется. А день с каждым разом укорачивается, меркнет. И на меня такой страх напал, будто я слепнуть стала.
Федора Яковлевна на миг умолкла, увидев вращение магнитофонных катушек, спросила:
— А почему оно, Тарас, вертится, а не играет?
— Будет играть, бабушка, рассказывайте.
— Что там, Тарасик, рассказывать долго. Не для меня тот край, вот и все.
— А Семен, видите, прижился, не жалуется, — сказал Сергей, разглядывая мать и удивляясь, какой маленькой, щупленькой она стала.
— Да, говорит, что привык. Может, и правда. Он у нас такой, что за работою все забывает. Здесь он не замечал бы солнца, а там не замечает, что его нет... А мне нет жизни без солнца. Как оно угасать стало, то мне так скорбно сделалось, будто кто-то родной умирает. Ни работать, ни спать не могу. Душат слезы, и все. А потом нашло на меня такое, будто я никогда уже того солнца не увижу... Семен, говорю, выпроваживай скорей меня отсюда. Живой выпроваживай, а то с мертвой мороки больше будет. А он смеется. Говорит, сидите, мама, до весны. Дом теплый, всего вам хватает. А я тужу: детки мои родные, все у вас хорошо, и вы мне милы, только без солнца помру я здесь. Отправьте меня, прошу, туда, откуда или поезда ходят, или самолеты летают, или хоть для ног дорога есть. Подамся домой. И вы, говорю Семену и Наталке, не сидите здесь. Или вам дома работы не нашлось бы? Или солнца вам не хочется? Весь мир валит к нам, хаты скупают, строятся, приживаются, а вас занесло вот сюда, на край света, под черное небо... А они смеются надо мной, твердят свое, что им и здесь хорошо...
Голос у Федоры Яковлевны молодой, певучий, хотя ей уже давно за семьдесят.
— Вот видишь, Тарасик, какая у тебя глупая бабка, не может жить без солнца.
Невестка подала чаю, заваренного мятой. Федора Яковлевна, жмурясь от солнца, жадно пила маленькими глотками и приговаривала:
— Как здесь у вас хорошо! Пока не побывала там, и не думала, как у вас хорошо! Теплынь же какая! Все солнцем пахнет!..
— Сокоро, мама, и у нас похолодает, — сказал Сергей.
— Разве можно сравнить, сынок... Разве можно сравнить. Там, у Семена, как завеет, как закрутит — света божьего не видно по целым неделям. А оно и без того ночь нескончаемая. Снега того — горы. А ветрище такой бешеный, что стекла в окнах выдавливает, двери срывает. Люди бедные, идя на работу, за натянутые канаты держутся, а то как подхватит— так только тебя и видели...
— Выдумываете, мама, — улыбнулся Сергей. — Вы все выдумываете. Вы ж там не зимовали.
Федора Яковлевна обиделась:
— Я не зимовала, так люди зимовали. Люди не станут говорить что попало...
Вскоре они сели за стол.
— Что, мама, будем пить — водку или вино? — спросил Сергей.
— Давай лучше по крошке водки, сынок. Не люблю я от кислого кривиться, лучше уж от горького.
Тарас включил магнитофон, и на всю квартиру зазвучал певучий голос Федоры Яковлевны:
«Как у вас, детки, хорошо! Солнца ж того — полнешенький дом!..»
Федора Яковлевна удивилась: она еще никогда не слышала собственного голоса в записи и не узнала его. Слова ее, а голос вроде бы чужой.
— Не я ли это случайно говорю?! — спросила растерянно.
— Вы, вы, бабушка, — засмеялся Тарас.
— Господи, чего я только не намолола! Не дай бог, кто услышит, скажет, не в себе бабка, — вздохнула Федора Яковлевна.
Ей стало стыдно за свои слова. Ведь, если хорошенько подумать, город, в котором живет Семен, ничем не хуже этого, где живет Сергей. И туда, в Норильск, тоже отовсюду тянутся люди, приживаются там навсегда. И солнце светит то же самое. Разве что меньше его там... Возил ее Семен по городу, показывал и свой завод, где работает, была с ним и в пригородном совхозе — надивилась, как это люди в таком суровом краю всякую зелень выгревают. Там, наверное, все такие, как их Семен: когда светит солнце, за работой не видят его, и когда его нет — тоже не замечают за работой. А может, им всегда солнечно?.. Наверное, так. И нечего роптать.
«Так я же ни на что и не ропщу, — начала мысленно оправдываться Федора Яковлевна сама перед собой. — Я просто больше всего люблю солнце...»
Названый отец