Сначала было приятно от этой пружинистой мягкости. Но скоро она стала надоедать, утомлять. Удушливо пахло канифолью и пересохшим мхом. От этой пряной ароматности пересыхало в горле. Начала мучить жажда.
Пить!
Так хотелось пить, что даже в голове туманилось. Коварная память рождала искушающие картины: берег моря, прохладная прозрачность волн, ларьки с газированной водой, мороженое...
Петрик, будто убегая от этого искушения, прибавил шаг.
— Не спеши... Мне же не шестнадцать, — нарушил молчание отец.
И в самом деле, куда спешить? С тех пор как они отправились в дорогу, прошло часа три, и вершина Ай-Петри уже совсем рядом, вот — над головой. Правда, и час назад она тоже казалась такой же близкой.
Пить!
Петрик вспомнил, что в рюкзаке у отца есть сочные груши. Перед выходом из дома он остужал их в ледяной родниковой воде. Они, наверное, и сейчас еще холодные... Петрик знает, что у отца есть и фляга с водой. Но он не станет ее просить. А когда отец предложит — откажется: ведь это по его желанию затеян поход и ему самому нужно было обо всем позаботиться.
Подъем становился все круче. Сюда бы альпинистскую обувь с острыми шипами или хотя бы спортивные кеды, такие, как у отца, а не модельные сандалии на отшлифованных кожаных подошвах. Они, как лыжи, скользят по сосновым иглам, и, чтоб не съехать далеко вниз, приходится постоянно нагибаться, хвататься за что-нибудь.
Ющак внимательно следил за сыном. Он видел, какие усилия прилагает Петрик. Его трогало мальчишеское упорство.
«Ничего, пусть знает, что к вершинам нет легких дорог», — успокаивал он себя.
Он даже не посоветовал сыну вооружиться палкой, хотя сам давно пользовался подобранной на дороге.
Петрик увидел в руках отца сучковатого помощника еще перед подъемом в горы. «Лишняя тяжесть», — подумал он тогда. А вот теперь пришлось и себе взять в руки палку.
Борис Сергеевич довольно усмехнулся: упрямому незачем советовать, упрямый должен до всего дойти сам. Ну и пусть доходит... Но отцовской выдержки хватило ненадолго.
— Может, отдохнем?
И снова мальчишеское упрямство взяло верх.
— Еще рано отдыхать, — бросил Петрик через плечо, не оборачиваясь.
— Как знаешь, — не стал возражать отец.
Наконец лес поредел, и перед ними встала высокая каменная стена, кое-где поросшая карликовыми деревцами. Чтобы взобраться на нее, не могло быть и речи. Нужно искать обход. Петрик повернул голову к отцу, будто ждал совета. Но Ющак, как и раньше, молчал.
Петрик лихорадочно думал: куда пойти? Вправо или влево? Другого выбора не было. Назад он не вернется. После минутного колебания повернул вправо, пошел под самой стеной.
Ющак с удивлением вспомнил, что когда-то, взбираясь впервые на Ай-Петри, он тоже шел этой же тропинкой. Но позже узнал, что удобнее и легче обходить стену слева. Что же заставило сына повторить ошибку? Может, когда-нибудь и его внук, поднимаясь на эту гору, тоже изберет более тяжелый путь? Неужели кажущаяся близость вершины всегда будет обманывать? Наверное, так, иначе потеряется прелесть тайны открытий...
Они тяжело поднимались по скользким камням.
Вскоре Петрик заметил с тревогой, что справа появился обрыв. Он уходил все глубже и подбирался к скале. Через несколько шагов под ногами остался лишь узкий карниз. Теперь нужно было прижиматься спиной к стене. Ноги дрожали от чрезмерного утомления, подкашивались, но Петрик упрямо пробирался вперед. Лишь бы не пошатнуться, не потерять равновесия, не упасть...
«Как там отец?» — забеспокоился он.
Ухватившись за куст, Петрик остановился.
— Я иду, сынок, иду, — угадав мысли сына, благодарно отозвался Ющак. — А ты не спеши: дорогу преодолевают не одними ногами, но и головой.
Петрик снова двинулся вперед. Упрямо, со злостью. Его еще хватило даже на дерзость:
— Не отставай, папа!..
До сих пор Ющак был спокоен, а сейчас испугался. В голосе сына слышалась неуверенность.
— Остановись! Слышишь, остановись! — крикнул он и сам прижался к стене.
Петрик послушался.
— Разуйся. Будет удобнее.
Петрик послушно снял сандалии. Действительно, босой ногой уверенней стоять: чувствуешь землю. Вскоре вернулись и силы, и спокойствие. Сейчас, наверное, мог бы признаться себе, что запоздай отец на какую-нибудь минуту, не прикажи остановиться — и обезволивающая усталость швырнула бы его в бездну.
— А теперь иди, сынок, — сказал тихо Борис Сергеевич.
Тропинка круто поднималась вверх. Пропасть, лес постепенно отступали, оставались внизу. Еще усилие, еще два-три крутых уступа — и они выбрались на небольшое плато. Здесь можно было передохнуть.