Господи Иисусе, он был красив. Слишком красив, как по мне. И когда он снял солнцезащитные очки, его тяжелый взгляд принялся блуждать по моему телу, и я снова почувствовала себя немой, особенно когда он протянул свои солнцезащитные очки в моем направлении и грубо пробормотал:
— Что это за хрень?
Мой желудок упал от смущения, и я опустила подбородок, когда произнесла:
— В тот раз, когда мы ходили по магазинам, — мой голос был тихим, — тебе так понравилось...
О, нет.
Обтягивающее белое мини-платье с глубоким вырезом определенно больше подходило двадцатилетней, а не тридцатилетней женщине.
Зажмурив глаза, я хлопнула себя ладонью по лбу и, развернувшись, направилась обратно к дому на каблуках цвета карамели.
— Извини. Дай мне переодеться. — сказала я ему, а затем прошептала себе под нос: — Такая дура, — и мои щеки вспыхнули.
Послышались тяжелые шаги, и когда он обхватил мое запястье, останавливая мое движение, я даже не могла смотреть ему в лицо.
Я была идиоткой.
— Посмотри на меня.
Я покачала головой. Его пальцы коснулись моего подбородка и прижали мое лицо к себе, но я закрыла глаза, поскольку унижение продолжало проходить сквозь меня.
— Ангел, — сказал он так мягко, как только мог такой человек, как Твитч. — Посмотри на меня.
Еще одно отрицательное покачивание от меня.
— Чувствую себя глупо.
— Ты выглядишь прекрасно. — На этих словах я открыла глаза и увидела его сжатые губы и нахмуренные брови. Он провел большим пальцем по моему запястью и сказал: — Проблема в том, что я буду не единственным мужчиной, который это заметит.
Мои глаза сузились.
О чем он говорит?
— Ты довольно спокойно об этом говоришь, — осторожно сказала я.
— Я… — он грубо откашлялся, словно пытаясь избавиться от раздражения, которое чувствовал. — Я работаю над своими проблемами с гневом.
О.
Мое сердце начало трепетать.
Милый.
Мое лицо смягчилось вместе с моим голосом.
— Я могу переодеться.
Эти вечно прикрытые глаза пробежались по мне, и он протяжно выдохнул.
— Ты купила это платье для меня, так что ты останешься в нем, и я собираюсь заткнуться нахрен, потому что ты выглядишь горячо, а я голоден. — Он дернул меня за запястье, потянув обратно к машине. — Познакомься с моим малышом.
Мои губы скривились.
Боже мой.
Ты ревнуешь к машине?
Может быть.
Гладкая черная спортивная машина была такой блестящей, такой новой, что у меня нахмурились брови.
— Она выглядит дорого.
— Так и есть, — вот и все, что я получила в ответ.
Я подошла к ней и провела легким движением пальцев по кузову, а когда добралась до задней части машины, то прочитала вслух:
— «Мазерати». — Я мало что знала об автомобилях, но знала, что эта марка была одной из тех, от которых парни сходили с ума. Я улыбнулась, но моя улыбка не достигала глаз. — Насколько дорогая?
Он потянулся, чтобы почесать лоб.
— Я голоден.
Ага.
Очень дорогая.
Я закатила глаза, но позволила ему открыть для меня дверь со стороны пассажира, и когда проскользнула внутрь, должна была признаться, прохладный кожаный салон был великолепен. И когда Твитч сел с водительской стороны, я посмотрела на него, улыбаясь.
— Признаю. Она хороша.
— Ага, — тихо согласился он, выезжая с подъездной дорожки задним ходом. — За двести тысяч, бл*дь, должна быть.
У меня глаза вылезли из орбит.
— Что? — и когда он засмеялся, я пробормотала: — Т-ты чертовски сумасшедший.
— У меня есть деньги, детка. — Он переключил передачу и пожал плечами, а затем многозначительно взглянул на меня. Его тон был почти обвиняющим. — Ты перестала обналичивать чеки.
Чеки.
Чеки, которые он отправлял каждый месяц в течение последних шести лет.
Мое сердце подскочило к горлу, но я сглотнула комок.
— У меня достаточно денег, Твитч. Хватит на несколько жизней. Мне больше ничего не нужно.
Протянув руку, он взял мою руку в свою, положив ее на рычаг переключения передач, и его рука легла на мою. Когда мы переключали передачи, мы делали это вместе. Он не сводил глаз с дороги.