Дважды беседовал он с начальником отдела, убеждал, доказывал, что не в состоянии сидеть в кабинете — пусть даже на самой важной работе, когда на фронтах решается судьба Родины; что он, здоровый молодой парень, которого многому научили, может и должен сделать для страны больше, гораздо больше!
Но разговоры ни к чему не приводили.
Однажды ночью сильно разболелась голова. Он собирался было уже прилечь, как зазвонил телефон.
— Баку, — сказала телефонистка, — срочный вызов.
Он ждал мучительно долго. Наконец, сквозь шорохи и треск помех пробился далёкий и слабый голос Окюмы-ханум.
— Мама!.. Что случилось?..
— Аскер, мальчик мой, — едва слышно донеслось из трубки, — наша Лятифа…
Треск в трубке усилился и связь оборвалась.
На другой день начальнику управления доложили, что по важному делу просит приёма лейтенант Керимов.
Аскер вошёл и остановился у порога.
— Присаживайтесь, — сказал начальник.
Аскер сел и положил на стол телеграмму. Окюма-ханум сообщала, что в Киеве при бомбёжке погибли Лятифа и её сын.
Генерал прочитал телеграмму. Отложил её, снял очки, вышел из-за стола, присел в кресло против Керимова.
Они долго молчали. Наконец начальник сказал:
— Сестра?
Керимов кивнул.
— Так… Пришли проситься на фронт?
— Да, товарищ генерал.
— Хорошо, — сказал начальник, и это было так неожиданно, что Аскер вскочил.
— Товарищ генерал, я обучен действиям в тылу врага, языком владею…
— Нет! — генерал встал. — Будете назначены в армейскую контрразведку. Туда как раз подбираем работников.
Так Аскер Керимов попал на фронт.
Летом 1942 года он был ранен, месяца полтора пролежал в медсанбате. После выздоровления почти одновременно случилось два события: Керимов получил очередное звание и новое назначение — в дивизию, которая принимала участие в боях за Крым и стала там гвардейской.
Сейчас, почти год спустя, она в составе большой группы войск двигалась с тяжёлыми боями на запад по украинской земле.
Но гвардии старший лейтенант Керимов не был уже контрразведчиком. И вот как это случилось.
Месяца за три до описываемых событий, холодным мартовским вечером, штаб соединения занял небольшое лесное село. Аскера попросил к себе командир дивизии.
Полковник обедал. Он усадил старшего лейтенанта за стол, налил стопочку спирта, пододвинул банку консервов.
— Закусывай, — сказал он, хитро подмигнув, — закусывай и выпей, есть разговор.
Внешностью полковник Головач мало походил на военного. Был он небольшого роста, дороден, несколько даже кривоног, с тяжёлой шишковатой головой, жёсткими усами метёлочкой и звонким фальцетом. Быстрый в речи и торопливый в движениях, он больше смахивал на колхозного счетовода откуда-нибудь из-под Полтавы, на которого по ошибке надели полковничью форму.
Однако внешность Головача была обманчива. Кадровый военный, человек большой храбрости и опытный боевой командир, он пользовался непререкаемым авторитетом в дивизии и немалым уважением в штабе армии и фронта. О его боевых заслугах и командирском таланте свидетельствовала поблёскивавшая на груди золотая звёздочка. За операцию в Крыму начальник штаба соединения подполковник Головач получил сразу две награды — Героя и очередное звание, был назначен командиром дивизии.
Давно уже приглядывался полковник Головач к молодому «особисту», знал о его прошлом, видел, что бурлит в нем неиссякаемая энергия. Вот бы такого — да командиром дивизионных разведчиков!..
Конечно, было бы ошибкой думать, что командир дивизии недооценивал ту работу, которую выполняли Керимов и другие сотрудники Особого отдела дивизии. Просто он считал, что главное на войне — это разведка. Сначала разведка, а потом уже все остальное…
— Ну, будь жив, — сказал полковник, чокаясь с офицером. — Здоров, надеюсь, и все у тебя в порядке?
— Так точно, здоров, — ответил Аскер.
Выпили. Головач завинтил крышку фляги, отодвинул её в сторону, навалился грудью на стол, приблизив лицо к собеседнику.
— Еду в штаб фронта. Вызывают. Буду у командующего и члена военного совета. И хочу просить, чтобы тебя перевели в дивизию!
— Но я же у вас?..
— Совсем чтобы! — Полковник сделал нетерпеливое движение. — В разведку. Очень ты мне нужен, парень. Командиром разведки, а?
— Это невозможно… У меня хозяева другие — вы же знаете…
— Только согласись, а все остальное — за мной. Все на себя беру, добьюсь! Ну?