Я зарделась. Оказывается, народ меня все еще помнит. Да, рано, непозволительно рано поставила я крест на журналистике. Надо снова начать писать, надо радовать людей своим творчеством.
Мы с Мариной составили партию. Она играла неплохо, но продула всухую. Теннис — моя неугасающая любовь с одиннадцатилетнего возраста. На стадионе с такими же фанатами, как я, мы могли перебрасывать мяч без перерыва целую рабочую смену. Но теннис — это сейчас модно и престижно, в него играют президенты, и народ в последнее время устремился на корты. Настоящим профессионалам не протолкнуться, все оккупировано. Марина играла, как механическая кукла, технично, но абсолютно равнодушно.
Потом я сыграла с Вадимом. Легкий и стремительный, он носился по площадке словно молния, брал безнадежные мячи, обстреливал меня дьявольскими топ-спинами. У него оказался зверский удар слева двумя руками и пушечная подача — мяч, вращаясь, со свистом пролетал в двух миллиметрах над сеткой, впечатывался точно в квадрат и отскакивал вправо. Мою рубашку можно было выжимать, но все-таки, когда к вечеру мы покинули корт, судьба матча так и не была решена.
Несчастная Светка рассчитывала провести рядом с обожаемым Олегом целых три дня, а он, бесчувственный пылесос, притащил с собой жену. Марина, кстати, не караулила мужа, как делают некоторые жены, завидев в окружении супруга симпатичную мордашку. На Светкино кокетство и откровенное заигрывание с Олегом она никак не реагировала и с мужем, похоже, почти не разговаривала.
После ужина мы с Мариной под влиянием спонтанно возникшей взаимной симпатии решили прогуляться в лесу.
— Лето как в Италии, — говорила она, пока мы шли по песчаной дорожке между елей и берез. — Тишина, солнце и необыкновенно прозрачный воздух.
— Вы были в Италии?
— Мы прожили там полгода. Удивительная страна. С одной стороны древние развалины, которые напоминают о вечности мира и кратковременности нашего пребывания в нем. Казалось бы, и люди там должны быть постоянно погружены в себя, размышляя о вечности. А с другой стороны — жуткая итальянская экспансивность, суета… Смеются, рыдают, женщины безостановочно тарахтят скороговоркой… Один раз мы стали свидетелями уличной перестрелки. Да, очень интересная страна. «La pianta uomo nasce piu robusta in Italia che in qualungue altra terra e che gli stessi atroci delitti che vi si commenttono ne sono prova»..[3]
Марина не преминула блеснуть своими познаниями в итальянском, но я конечно же не дала ей возможности насладиться триумфом.
— Альфьери, — кивнула я с видом знатока. — Занятная мысль.
Марина удивленно приподняла бровь. Она не ожидала от меня такой резвости.
— Как вы считаете, Таня, если действительно масштабность или жестокость преступлений принимать за показатель потенциала нации, то получается, у нас в России должны рождаться сплошные богатыри?
— Но ведь действительно, если отсеять психов, маньяков и мелкую шушеру, чтобы совершить преступление и сознательно поставить себя вне закона, надо быть сильной личностью.
— Ну, это по Достоевскому. А я думаю, что все наши мафиози только снаружи гладкие и крепкие, а внутри они пусты, словно грецкий орех, насквозь выеденный червями. Труха.
— Ну, не знаю, мне как-то не приходилось сталкиваться с крупными мафиози лицом к лицу.
Марина бросила в мою сторону быстрый сумрачный и непонятный взгляд.
Мы остановились. За деревьями слышались приглушенные голоса Олега и, кажется, Бориса. Они спорили.
— Ты думаешь, это так просто гонять туда-сюда технику…
— Слушай, Боря, а когда мы составляли контракт, чем ты думал?
— А ты как будто вчера родился и не знаешь, что…
— Впредь будешь умнее.
— Ну и сволочь же ты, Олег, я-то тебе… Марина вцепилась в мою руку и горячо зашептала:
— Пойдемте, пойдемте отсюда скорее!
Проклятье! Никогда не удается спокойно подслушать — вечно кто-нибудь помешает. Так хотелось притаиться в кустах и узнать, в чем причина конфликта между нашим красавцем президентом и жирным собственником отеля. Подслушивать, конечно, нехорошо, но я не так уж часто этим занимаюсь. К сожалению, Марина тащила меня от кустов с настойчивостью и силой новенького бульдозера. Пришлось подчиниться.
На следующий день произошло весьма неприятное событие, одно из тех, которые долго потом вспоминаются с ощущением неловкости.
С утра все мы, как благонравное семейство, отирались на корте. У многих сотрудников «Интеркома» в августе был отпуск, поэтому больше никто не приехал. ВэПэ сидел на скамейке с книгой и жестянкой сока, Борис муштровал персонал гостиницы, Олег вяло перебрасывался мячом с молчаливой Мариной, Вадим показывал Светке, как правильно держать ракетку. Светка почему-то казалась зареванной, но когда я попыталась выяснить, почему она такая опухшая, она разъяснила: Тупольский запарил с самообразованием, Олег — гадкое земноводное, Вадим — нудный инфантил, Марина — старая вешалка, Борис — пресмыкающийся червь, жизнь ужасна, хочется уснуть и никогда не просыпаться. Я подумала: а кто же тогда я в Светкином восприятии?
Внешне все выглядело мило и благопристойно, но в воздухе постепенно конденсировалось напряжение. Светка не слушала Вадима, который, уже нервничая, в пятый раз объяснял ей, что мячик — не муха, а ракетка — не мухобойка, и метала злые взгляды в сторону Олега. Олег на ее сокрушительные залпы совершенно не реагировал и уделял все внимание мраморно-хо-лодной Марине. И даже суровый ВэПэ, который обычно старался глушить эмоции в собственной бороде, был сегодня насуплен и активно недоброжелателен. Что-то или уже произошло, или должно было произойти.
За обедом недосказанность и непонятное мне всеобщее раздражение реализовалось в шампанском, вылитом Дроздовцевым на Вячеслава Петровича.
Вот как это произошло. Мы попробовали салат из омаров и ростбиф с овощами. Мужчины выпили, и настроение у народа немного поднялось. Повеселевший Олег решил произнести тост. Он принес из своей комнаты бутылку «Вдовы Клико» (115 долларов!). Подняв бокал, Олег сказал, что дела у фирмы идут прекрасно, масса новых предложений, коллектив подобрался хороший, а поэтому давайте, друзья, выпьем за наше процветание, присутствующих женщин, дружбу и любовь. В общем, свалил все в одну кучу, но это понятно бутылка-то была одна. И мы уже почти пригубили искристую «вдовушку», как ВэПэ внезапно неприятно проскрипел:
— О какой любви ты говоришь? О ночном исследовании чужих постелей?
Мы замерли, я от неожиданности чуть не выбила себе хрустальным фужером два коренных зуба. Народ затих и напрягся. Света судорожно всхлипнула, а Марина нервно передернулась.
Олег оценивающе посмотрел на свой фужер, неторопливо и как-то заторможенно протянул руку в сторону Тупольского, и шампанское плавно переместилось на бороду Вячеслава Петровича. У Олега был такой вид, словно он наблюдал за сценой со стороны и ему было очень интересно-а что из всего этого выйдет?
Если после слов ВэПэ мы замерли, то после вышеописанного демарша превратились в каменных истуканов. Да, в таких случаях лучше не двигаться, а то тоже получишь по морде ни за что ни про что.
Тупольский вытер салфеткой лицо, спокойно встал и вышел из столовой. Я подумала: а что бы я сделала на его месте? Наверное, схватила бы торт, стоящий в центре стола, и залепила его Олегу в физиономию. Он был бы очень живописен в розочках из крема на ушах.
Обед был непоправимо испорчен, оставшийся день — тоже.
После обеда я поймала Свету и попыталась вытрясти из нее, что же случилось этой ночью.
— Ой, ну хоть ты-то от меня отстань! — истерично закричала она, отбиваясь от меня острыми локтями и коленками. Как будто я агрессор какой-то. Подумаешь!
Все сидели по комнатам и не высовывались, потому что было стыдно смотреть друг другу в глаза. Только Олег до самого вечера методично расстреливал теннисным мячом бетонную стену. Я наблюдала за ним из окна и думала — что это за человек? Что у него внутри? И еще одна мысль притаилась у меня в голове, а вернее, в сердце. Вдруг, пока меня не было, вернулся Серж, и теперь сидит в квартире с Антрекотом, отравленным Эванжелиной, и ждет свою дорогую девочку, то есть меня, Танечку?
3
«Лоза человеческая рождается в Италии более мощной, чем где бы то ни было, и это доказывают даже те преступления, которые там совершаются». В. Альфьери (ит.).