Мама говорила ему, что он удачливый, но все же Дэвид представлял это несколько иначе. По его разумению удача была чем-то таким, что не допускало всякое огорчение. Будь он действительно удачлив, то не попал бы под Полет Миражей. А сейчас ему приходилось мучиться, не чувствуя по утрам правую половину тела и промахиваться по цели. Невеселая удача, по правде говоря. Очень грустная. С таким же успехом можно удачливо умереть. Дэвид не знал, каким образом можно сделать это, ведь внезапная смерть вообще не подразумевает какой-либо успех. Но удача у него до того странная, что, наверное, и такое было возможно.
— А… сколько платят за охрану? — как бы между делом спросил Дэвид, хотя Магилак — вовсе не тот, кому нужно задавать такие вопросы.
— Выкупишь квартиру вместе с процентами, — суетливо отрезал Магилак. — И еще. Поговаривают, мол, детективчик этот сыночек кое-кого из прошлой супер крутой элиты, но сдается мне он просто однофамилец. Не больно-то перед ним расшаркивайся. — Магилак цокнул. — Знаю я таких… Понабирают фамилию кумиров, берутся разгадывать тупые загадки и ходят, выделываются.
— Так точно, — кивнул Дэвид. — А загадки действительно тупые?
Магилак посмотрел на Дэвида задумчиво.
— Просто набор слов без какого-либо смысла. Понятия не имею, что там отгадывать. Сдается мне, это начало без конца. Ладно, все. Иди.
— А куда?
— У кадровиков спроси, где засел этот ищейка, — бросил Магилак и скрылся за дверью со своими начальниками.
Кадровик — дроид без глаз и конечностей, отправил его на нулевой этаж, куда не проникало и без того редкое солнце Арсии. Ни полиция, ни гвардия, ни армия не любила частных ищеек, сколько бы приказов «любить и жаловать» не получала. Дэвид и сам не помнил, откуда повелась такая мода, но с охотой ее соблюдал. С одной стороны, он не хотел выделяться из общей массы, а с другой ему и самому не нравились ищейки. Дэвид не знал, почему. Просто не нравились. Быть может, таких как он много, и это «просто» однажды превратилось в традицию?
Когда его ладонь легла на холодную металлическую ручку, из груди вырвался обреченный выдох. Дэвид толкнул дверь и вошел.
Внутри встретил полумрак, подсвеченный только синевой вороха голограмм. Они зависли в воздухе, безуспешно пытаясь придать форму окружающему. Это была небольшая коморка шесть на шесть, с большим столом посередине, погребенном под кипой бумаг и электронных носителей. Когда Дэвид вошел, парочка листов соскользнула с края стола от внезапного порыва воздуха. Остального было не видать, хотя он не удивился бы, если в углу заприметил парочку швабр. Вокруг синевы сгущалась темнота — хоть глаз выколи. Слабый свет рвано очерчивал высокую черную фигуру, нависшую над столом, словно гигантский ворон. Мужчина сгорбился, оперевшись о край стола ладонями. Склонив голову над бумагами, он пронзал острыми плечами тьму. Черные волосы полоскали воздух, словно длинные мокрые плети. На мужчине блестела атласная рубашка, слишком свободная и не по размеру — тоже черная. Лица ищейки видно не было. Дэвид сделал шаг вперед.
— Я… Дэвид Отрейл, — неуверенно представился он. — Вы — Андрей Коршунов? Я ваш новый телохранитель.
— «Когда заполнит боль пустой сосуд из слез и снов, молчание кричит погромче всяких слов». Когда ты слышишь это — что первое приходит на ум?
— Полет Миражей, — неожиданно для себя ответил Дэвид.
Вдруг зажегся свет. Дэвид зажмурил глаза от неожиданности, хотя они привыкли к таким испытаниям. В Арсии свет и тьма дружили, сменяя друг друга часто и мгновенно.
Ищейка вдруг разогнулся, подняв длинное бледное лицо. Это был высокий, очень высокий мужчина тридцати с лишним лет. Он был даже выше, чем Дэвид, но очень уж худ. Рубашка висела на нем, словно тряпка на пугале, у которого грубые палки вместо плеч. Длинные прямые пакли блестящих иссиня-черных волос стекали по бледному, даже белому лицу, из-за своего ровного и сплошного цвета терявшего нос, скулы и даже губы. Выделялась лишь массивная для такого костлявого тела челюсть и большие, просто огромные глаза с зелено-изумрудным отливом. Не человек, а упырь, подумал Дэвид. Натуральным образом упырь из страшных сказок. Мама рассказывала про таких, когда он не хотел засыпать, и говорила, что одного осинового кола для них недостаточно. Когда он встретил Бетани, она запретила маме рассказывать ему такие сказки, но он все равно помнил.