Из-за дождя мы были вынуждены сиднем сидеть дома. Непромокаемых плащей у нас не было, а без них какое же гулянье?
— Ничего, Серега, — неунывающим голосом произнес Женька. — Надо же нашей коллекцией как следует заняться. Посмотрим, что мы за это время наловили.
После завтрака мы уселись за стол в зале и взялись за дело. Но ясно, что долго сидеть за столом мы не могли. Как-то незаметно для себя принимались прыгать, визжать и поднимали суматошную возню. И всегда, едва мы останавливались, чтобы перевести дух, становилось слышно, как наверху раздраженно расхаживает по своей каморке Иван Кузьмич.
Тетя Даша осуждающе качала головой. Мы конфузились и снова усаживались за стол, уныло поглядывая на окна, за которыми, не переставая, моросил дождь. Но проходило некоторое время, и мы опять затевали потасовку с хохотом, визгом и громкими криками. И опять наверху раздавались торопливые шаги, словно жилец там бегал по комнате из угла в угол.
Тогда тетя Даша придумала. Увидав, что мы от безделья начинаем ерзать на стульях, она давала нам какое-нибудь задание — нащепать лучины для таганка, начистить картошки к обеду или вымыть посуду, оставшуюся от завтрака.
А вот для Ивана Кузьмича дождь был не помеха. Как обычно, в двенадцать часов, он спустился вниз со своей палкой, в прорезиненном плаще с большим капюшоном.
— Неужто гулять? В такую-то непогоду? — в испуге спросила тетя Даша.
— Обязательно, — ответил старик, покосившись сначала на нас с Женькой, а потом на окна, за которыми моросил дождь. — Самая приятная погода. Нет ныли. Для легких очень полезно.
Когда он ушел, тетя Даша сказала:
— Ну-ка, племянники, возьмите ведро воды и ступайте наверх, полейте цветы на окнах. Только ничего на столе у Ивана Кузьмича не трогайте.
Женька взял ведро, я ковшик, и мы полезли вверх по крутой узкой лесенке.
Почти всю комнату занимал письменный стол. Он был завален какими-то книгами и бумагами. Мы с Женькой переглянулись. Полагаю, что желание у нас с ним было одинаковое — подойти и посмотреть. Не обменявшись ни словом, мы бочком подобрались к столу.
Книги были старинные. Их кожаные переплеты кое-где истлели. Один толстенный фолиант был раскрыт. Рядом с ним лежали несколько листков бумаги, исписанных мелким ровным почерком, автоматическая ручка с золотым колпачком, остро отточенный карандаш.
— Древние, — сказал Женька и с уважением коснулся кожаного корешка. — По-церковнославянскому напечатано.
— Это, наверно, рукописные, — возразил я.
— Ладно, — тряхнув головой, сказал Женька, — давай лучше цветы поливать.
Когда Иван Кузьмич вернулся с прогулки, тетя Даша с моей помощью накрывала на стол, а Женька складывал свои папки с бабочками на подоконник.
— О, какие чудесные бабочки! — воскликнул Иван Кузьмич, увидав наши коллекции. — Ну-ка покажите, покажите.
Он принялся рассматривать наши коллекции. Особенно ему понравилась глазчатая зубчатка с красноватыми крыльями в бурых пятнах и розовыми подкрылками, на каждом из которых голубел круглый глазок.
— Смеринтхус океллатус, — с гордостью прочитал я латинское название глазчатки, решив блеснуть перед старым книжником своими познаниями.
Жилец внимательно посмотрел на меня.
— Ну уж если быть до конца справедливым, — произнес он, усмехнувшись, — то не смеринтхус, как ты произносишь, а смеринтюс. В латыни дифтонг «т» и «х» звучат как мягкое «т». И не океллатус, а оцелатус. Перед гласными «е» и «и» это произносится, как «ц». Правда, — добавил Иван Кузьмич, — римляне во всех случаях произносили этот звук как «ка». — Он попросил прочитать меня латинскую подпись под крапивницей.
— Ванесса уртикае… — пробормотал я с запинкой.
— Уртикэ, а не уртикае! — воскликнул Иван Кузьмич, — созвучие «ае» читается слитно: «э».
Потом Иван Кузьмич взял книжку про Шерлока Холмса, которая лежала на подоконнике.
— Это кто же читает?
— Я.
— Нравится?
— Интересно. Про собаку особенно, про баскервильскую…
— Н-да, н-да… — произнес старик, листая книжку. — Давно и я читал про Шерлока Холмса. Еще мальчишкой… А вот чудесный рассказ! — воскликнул вдруг Иван Кузьмич. — «Пляшущие человечки». Помню, отлично помню!..
— Это как Шерлок Холмс буквы разгадывал, — подсказал я. — Один бандит посылал письма, а вместо букв — человечки. Шифр такой.
— Да, да, — задумчиво кивнул Иван Кузьмич. Он закрыл книжку и положил ее на подоконник.
Вошла тетя Даша, неся кастрюлю со щами.
— Книги, разные дела — все в сторону, — скомандовала она. — Все за стол, будем обедать.