Помимо мыслей о неопределенном в высшей степени будущем, меня довольно серьезно задевало окружение. Для подбора статей о Сапегове я выбрал и сделал себе одну из заготовленных еще пяток лет назад личин зануды-профессора. Невысокий, пухленький, безмятежный и неопасный, лысоватый, очень вежливый и улыбчивый. Я думал, что на такого типа никто второй раз не взглянет, я бы точно не взглянул, но оказалось, что именно такая внешность служила весьма серьезной приманкой для определенного типа женщин. Как правило, это были крупные, сильные кобылки, инициативные, решительные, уверенные в своем праве третировать беднягу-интеллигента. Но попадались и мелковатые, суетливые, прилипчивые, как замазка, стареющие девушки, которым определенно требовалось о ком-то заботиться, хотя бы о таком сомнительном индивиде, каким я пытался казаться.
За несколько дней, что я просидел в читальном зале библиотеки, я получил два откровенных предложения, три приглашения пообедать и несколько десятков томных взглядов. Никогда не думал, что пресловутые интеллектуалки так сладострастны. И никогда не предполагал, что в тихих библиотеках могут гулять такие страсти.
Хотя, в общем-то, никаких особых страстей и не было, я всем смущенно отказывал. А потом все и сами как-то отвалились, решив, что я не способен на подвиги, которых они от меня ждали. И в общем, дело было не в чрезмерной верности Валенте, иные из них даже были в моем вкусе или почти в моем. Но я не хотел запоминаться, не хотел оставлять слишком явный след, не хотел принимать чрезмерно определенный силуэт даже в памяти одной из этих девах. Я должен был вызвать раздражение, тогда бы они меня скорее забыли, все разом, и тогда мне было бы спокойнее. Уже то, что я вынужден был заказывать относительно свежие статьи о Харькове и других городах северо-восточной Украины, было плохо само по себе, я каждый день проверялся – нет ли на мне вопрошающего взгляда какого-нибудь местного соглядатая. Так что пока мне романтические приключения не светили. Но я не очень расстраивался – тем прекраснее казалась единственная ночь, проведенная с женой.
Пару раз я даже подумал, что смогу к ней еще разок заехать. Она пряталась по-прежнему в доме подруги ее родственницы. Так что дело было за малым, просто прокатиться за пару часов в один конец, и… Беда была в том, что это стало бы похоже на отрезание собачьего хвоста по частям. И поэтому я держался, хотя иногда и скрипел зубами, увидев на улицах похожие волосы, или весенний плащ, или походку.
Ходить пешком мне приходилось теперь много, потому что я принципиально, по легенде пользовался только общественным транспортом. Это было неплохой маскировкой само по себе. А вот с жильем замаскироваться мне по-настоящему не удалось. Вообще-то, следовало бы выбрать небольшую квартирку в густонаселенном районе, в доме с тонкими стенами, чтобы мое поведение контролировалось соседями, чтобы консьержка на входе знала, чем я ужинаю и где глажу свои сорочки. Это рождало бы чувство обыденности и стимулировало привыкание. Но выбрал я совсем другое обиталище.
Через Джина, посредством его кредитной карточки, хотя и замаскированной тремя промежуточными платежами, я снял крохотный, но отдельный домик в районе Сокола. Это был старый-престарый район. Трущоба необыкновенная, но почти в центре ее еще сохранилось с две сотни коттеджей, которые оказались памятником чему-то там, хотя не могли быть никакими памятниками, потому что разваливались на глазах.
И все-таки отдельный коттедж в городе, среди многоэтажек, стоил немало. Если бы тут было еще и безопаснее, хотя бы днем, при рассеянном свете, падающем вниз мимо многоуровневых дорог, развязок и автобанов, и не близость вьетнамских, китайских, курдских и цыганских кварталов, возможно, место стоило бы своих денег. А так…
Да, деньги, деньги. Когда я окончательно устроился, неожиданно стало ясно, что их у меня почти не осталось. А они были нужны, и в гораздо большем количестве, чем раньше. Это было плохо и даже слегка давило на психику.
Единственное, что было хорошо и без всяких примесей, так это мое стойкое убеждение, что мы с Джином, по-видимому, от явного преследования оторвались. После гибели лучших боевиков отдела Контора не собиралась идти по моему следу чересчур самоуверенно. Было пару дней, когда мне даже показалось, что если бы я снова позвонил Мелковичу и предложил выйти из игры, возможно, я бы услышал другой ответ, чем тот, который нашел у себя на вилле.
Но этого я не сделал, потому что знал – именно этого они теперь и ожидают. И отреагируют на звонок ровно, вежливо, покладисто, соглашаясь во всем – только чтобы заманить меня в ловушку, и никак иначе. К тому же это было бы нечестно. Потому что теперь я не собирался останавливаться.