Но, несмотря на мою вымышленную маску спокойствия, как будто бы ощущая мое внутреннее истязание по этому поводу, она тревожным голосом обратилась ко мне:
— Шаду, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Но прошу тебя, не замыкайся в себе и не прячь от меня своих чувств. Я хочу помочь тебе, разделить с тобой твои страхи…
Я молчал, чувствуя, как горло наполняет горький вкус. Через маленькое оконце, служившее единственным каналом соприкосновения с внешним миром, просочился слегка оранжевый свет уходящего солнца, который заботливо приласкал мое лицо. Я поднялся и примкнул к окну, чтобы проводить взглядом утопающее в горизонте светило. Перед моими глазами открылось невообразимое: черствый индустриальный пейзаж был раскрашен теплыми тонами. Вдали виднелся хегринский порт, над которым кружили стаи прожорливых птиц, провожая тучные корабли в путь. Секунда созидания прекрасного наполнила меня откровением, и я тихим голосом ответил Гелне:
— Гелна, я боюсь умереть… Мне страшно подобно этому светилу уйти за горизонт, но только безвозвратно. Мне страшно оставить тебя и все то, что я нашел за щепотку новых дней второго шанса…
— Шаду, что ты такое говоришь? Я не понимаю…
— Впервые я ощущаю на себе жизнь так чутко. Мое сердце говорит со мной, и его устами я клянусь тебе, что полюбил тебя больше жизни! Я люблю тебя, я люблю Ромаля, моих родителей и месье Деданжа. Я люблю даже эту затхлую тюрьму, которая дарит мне осознание ценности свободы. Я пропитан эликсиром любви, и я хочу состариться с тобой и умереть в один день! Но десять лет — много ли это?
Мой голос дрожал, чувства вырывались наружу, заплетая от переизбытка слова. Она смотрела на меня, словно на безумца, недоумевая, но сочувствуя. Я метался, как одичалый, из стороны в сторону. Затем эмоции зашкалили, и я вовсе потерял смысл того, что говорю. Я приблизился к ней и обессиленно упал на колени. Бурю остановили горячие коралловые губы, которые прижались страстным поцелуем. Магия рассеивания вернула меня в реальность, утихомирив разрыв сердца. Шумный рой чувств исчез. Резкость сменилась плавностью движений. Неизмеримое Удовольствие ослепило, и не было такой силы на планете, которая была бы в силах разжать мои веки в это мгновение. Противоядие для души подействовало. Медленно открывая глаза, я пристально осматривал моего спасителя, моего ангела. Мною была открыта сокровенная тайна прекрасного. Весь мир замер во имя пламенного чувства любви. Гелна недолгое время говорила глазами, подтверждая слезами искренность. А затем, сделав едва слышный вдох, прошептала:
— Я люблю тебя…
Всего три слова хранили в себе трепетное послание — откровение души:
— Я полюбила тебя с первых минут, без причины, без раздумий — сердцем. Полюбила таким, какой ты есть, хоть и не знаю всего о тебе. И что бы ни случилось, клянусь, я буду с тобой рядом и в горести, и в радости. И меня не пугают ни смерть, ни разлука. Я просто люблю тебя!
Глава 25
Дни сомкнулись в недели и отправились безвозвратно в прошлое, оставляя за собой безрезультатные поиски Ромаля. Тайну пропажи мальчика ведал лишь отравленный тщеславием город, который был поднят на уши, благодаря маленькой, но сильной группе энтузиастов в лице близких мне людей. Но Хегри тщательно скрывал следы, не давая даже малейшей зацепки по исчезновению. Наверное, этот город отвык от проявлений такого великодушия и безразлично, как подобает заунылому скептику, следил за происходящим.
Каждый божий день начинался по одному и тому же сценарию. Я открывал глаза с надеждой, что все происходящее — это фантазии моего блуждающего за пределами сознания мозга. Затем начинались испытания силы моего духа: бесконечные допросы, которые внушали мне виновность и призывы покаяться, наигранные угрозы и бесчувственные запугивания, потерявшие свою силу после нескольких раз. Я жил лишь ожиданием вечера — ожиданием искреннего тепла. С началом захода солнца мое одиночество прерывали мои долгожданные посетители. В этом кругу не было места отчаянию. В их глазах горела непоколебимая вера в успех поиска Ромаля. Мое же лицо сжигал стыд неверия. Всеми усилиями я скрывал слабость, с трудом сдерживая дрожь в голосе. Хождение на грани срыва, равновесие которого удерживали невидимые, но прочные узы любви.
Обычно, отпуская мои руки, последней меня покидала Гелна, но в этот раз отец попросил у нее разрешения нарушить ритуал. Она грустным, одобрительным кивком обозначила согласие и, поцеловав нас обоих в щеки, зашагала по холодному коридору.