— Шаду, сынок, я бросил работу, — неторопливо начал отец.
— Что случилось, пап?
— Нам нужно больше времени на поиски, а на моей проклятой работе с таким положением вещей, именуемым как «личные дела», никто не хотел мириться. Поэтому я просто плюнул на эту дыру и с чувством внутренней победы послал их к чертовой матери.
Мое лицо выразило непосильное удивление, которое остановило дыхание от неожиданности. Я смотрел сейчас на озорного мальчишку, в котором кипела жизнь, и этот героический сорванец был мой папа — Великий Эстиго.
— Я внезапно осознал, что попал в ловушку, которая долгие годы истощала мою жизнь, — продолжил папа. — Я просуществовал под покровом идиотизма, где тебя призывают быть никем, поощряя лишь твою вымотанность на благо бумажек. А ведь я когда-то ставил работу превыше всего, и она окончательно овладела мной, отбросив Вас на задний план моей жизни. Сколько же времени я продал этому дьяволу?
— Мне очень жаль, пап, что так вышло Я знаю, что все это ты делал ради нас…
— Нет, нет, нет! Здесь нет места для того, чтобы жалеть о чем-либо сынок. Я поступил впервые за долгие годы правильно, не прячась за своим тщедушием. Сейчас нет ничего важнее, чем ты и поиски бедного мальчика. И все мы это разделяем: и мама, и Гелна, и замечательный месье Деданж.
— Ты веришь, что его можно найти? — обнадеженно спросил я.
— Я уверен, сынок, и измученное сомнение даже не пытается проникнуть в мою голову.
Папа улыбался, держа меня за руку. И через его руки меня наполняла непоколебимая отцовская уверенность, наделявшая безмерной силой мою душу.
Затем папа, дождавшись моего воссоединения со спокойствием, продолжил:
— Шаду, я прошу твоего согласия стать твоим адвокатом. У меня не было толком никакой практики, но я чувствую, что мы добьемся твоего освобождения, сынок. Прошу, дай мне шанс.
Я видел, как отец пылал изнутри огнем справедливости. Когда-то он отказался от мечты перед лицом неудачи и на долгое время стал рабом обстоятельств, но сейчас Эстиго требовал реванша. Недолго думая, я ответил, вызвав очередной всплеск силы в глазах папы:
— Пап, я даже не могу представить, кто еще, как ни ты, сможет отстаивать меня перед лицом правосудия.
Уже уходя, отец внезапно, будто бы опомнился, повернулся ко мне и протянул сверток, аккуратно перевязанный архаичной веревочкой.
— Чуть было не забыл. Мисье Деданж просил предать тебе послание. И всё же он восхитительный человек, сынок. Напоминает мне Бродо…
«И мне…» — мысленно подумал я и аккуратно сжал в руках сверток.
Маэстро говорил мне, что только на бумаге можно излить глубину мысли, запечатлеть прикосновение души: «В минуты, когда тебе плохо, — молчаливо поделись чернилами с белоснежной гладью, в минуты радости — поблагодари за то, что лист понимающе выслушал тебя. И тогда ты почувствуешь просветление, единую симфонию тела и духа».
Я открыл очередное послание моего наставника и жадно углубился в него своими глазами:
«Здравствуй, искатель приключений!
Пришло время открыть тебе занавес нового испытания. Но сначала, позволь старику изложить уроки его собственной жизни. За мой короткий путь я не раз отворачивался от трех главных постулатов бытия: любви, доверия, благодарности. В минуты радости я забывал говорить спасибо, а в неудачах винил судьбу, жизнь, господа Бога. Я спрашивал небо: «За что? Разве я это заслужил?». Но ответ крылся во мне. Мать, воспитавшая сына, обязана отпустить в свободное плавание свое чадо. А плавание в океане жизни таит в себе много неизведанного. Странника поджидают опасности, предательство, ложь. Но только двигаясь вперед, преодолевая страх, можно открыть новые горизонты, только с верой удастся пережить шторм, только любовь поможет свершить подвиги и, лишь всматриваясь с надеждой в звезды, можно будет найти путь к счастью. Сила не дается легко, ибо в этом и есть сущность ее. Радость отворачивается от замкнувшихся в одиночестве, ибо, только разделив с другим, можно познать ее. Преодоление — это испытание, подвластное не каждому, таинственная отмычка двери к мудрости, ибо преодолевший трудности достоин открыть ее. Ты в двух шагах от ступеней восхождения к просвещению, не сворачивай с верного пути. Верь в лучшее и помни, что даже на солнце появляются темные пятна, но они не способны затмить его».
Глава 26
И вот, спустя год, пройдя через семь кругов ада хегринского суда, моему отцу победоносно удалось доказать мою невиновность ввиду недостатка существенных доказательств. Когда судья вынес вердикт в мою пользу, мои близкие, пылающие безмерным счастьем, издали крики. Мама и Гелна извергали радость непрекращающимся потоком слез. Лимерций, со всей свойственной ему мощью, вцепился в ворчливого Чегони, а папа, как подобает настоящему мужчине, держался достойно: чинно, благородно. Один лишь только месье Деданж, как будто предвидя финал тюремной истории, сохранял безмятежность и всем своим видом пытался сказать: «Ну, а я вам что говорил?!» Я не мог до конца поверить, что мое заточение теперь позади. Как страшный сон, теряющий силу в момент пробуждения, отправился в прошлое целый год моей жизни. Вместо того чтобы дать волю чувствам, я остановился на мысли, которая внесла неопровержимую ясность: Ромаль не был найден. Душа переболела, и внутренне я смирился, хотя часто, особенно перед сном, боль усиливалась в груди при мысли о нем. Нет, я всё же справился с отчаянием и не собирался опускать руки, так как поклялся самому себе, что весь остаток своей жизни я буду искать мальчишку. «Твоя совесть чиста», — твердил мне Вестос.