– А в-пятых? – спросил молодой человек, следя глазами, как по дорожке к ним медленно приближается английский священник.
– Это, конечно, не так важно, однако, очень уж странно. Когда я, осматривая шею, увидел, как она искромсана, я решил было, что убийца нанес несколько ударов. Но исследовав ее подробно, я обнаружил, что и сам срез иссечен ударами, которые, стало быть, нанесены после того, как голову отрубили. Неужели Брейн так люто ненавидел своего врага, что стоял там под луной и полосовал саблей мертвого?
– Какой ужас! – передернулся О'Брайен. Отец Браун подошел во время разговора и ждал с обычной своей застенчивостью, пока они не закончат, а тогда заговорил:
– Простите, что перебиваю. Меня прислали сообщить вам новость.
– Новость? – нервно повторил Симон, уставясь на него сквозь пенсне.
– Да, – как бы извиняясь, сказал Браун. – Видите ли, обнаружилось еще одно убийство.
Оба собеседника вскочили столь стремительно, что скамья закачалась.
– И что особенно странно, – продолжал священник, глядя тусклыми глазами на рододендроны, – опять отрублена голова. В реке нашли вторую, еще кровоточащую голову, в считанных ярдах от дома, по пути в Париж. Так что предполагают…
– Боже праведный! – воскликнул О'Брайен. – Да что же, Брейн – маньяк?
– Кровная месть существует и в Америке, – бесстрастно заметил священник, а затем добавил: – Вас просят сейчас же идти в библиотеку, чтобы осмотреть сегодняшнюю находку.
Майор О'Брайен, последовавший за остальными в библиотеку, где начиналось дознание, чувствовал дурноту. Ему как солдату была отвратительна такая тайная резня. Где конец этой ни на что не похожей цепи усекновений? Одна голова отрублена, теперь вторая. «Вот уж не скажешь, – горько подумал он, – одна голова хорошо, а две – лучше».
В кабинете Валантэна, через который надо было пройти, его ждало новое потрясение: на столе он увидел еще одну окровавленную голову, на этот раз – самого хозяина. Это была цветная картинка в журнале националистов «Гильотина», где каждую неделю помещали рисунок, изображавший кого-нибудь из политических противников с выпученными глазами и искаженным лицом, как бы после казни; Валантэн же был видным деятелем антиклерикального направления. Но ирландец О'Брайен был способен даже в падении по-своему сохранять чистоту, и все его существо возмутилось сейчас против того интеллектуального скотства, которое можно встретить только во Франции. Весь Париж казался ему единым – от причудливых каменных фигур на средневековых храмах до грубых карикатур в газетах. На память пришли страшные игры времен Великой революции. Этот город был скопищем жестокой силы – от кровожадного рисунка у Валантэна на столе до собора Нотр-Дам, с высоты которого поверх готических чудищ скалится сам Сатана.
Библиотека была продолговатой, низкой и темной; только из-под опущенных штор пробивался снаружи по-утреннему розовый свет. Валантэн и его слуга Иван ожидали их, стоя у верхнего конца длинного и слегка наклонного стола, на котором лежали страшные останки, в полутьме казавшиеся огромными. Большое черное тело и желтое лицо человека, найденного в саду, были такими, как вчера. Вторая голова, которую утром выловили в речных камышах, лежала рядом, с нее обильно стекала вода. Люди Валантэна еще вели поиски тела, поскольку оно, вероятно, плавало где-то поблизости. Отец Браун, по-видимому, далеко не столь чувствительный, как О'Брайен, подошел ко второй голове и, как обычно, моргая, стал внимательно осматривать ее. Копну волос, сырых и седых, алый и ровный свет превратил в серебряный ореол; лицо, безобразное, багровое и как будто даже преступное, сильно пострадало в воде от ударов о деревья и камни.
– Доброе утро, майор О'Брайен, – сказал Валантэн со спокойной приветливостью. – Вы, полагаю, уже слышали о последнем подвиге этого головореза?
Отец Браун, склонившийся над седой головой, пробормотал, не подымая глаз:
– Видимо, эту голову тоже отрубил Брейн?
– Все говорит за это, – ответил Валантэн, который стоял, держа руки в карманах. – Убийство совершено точно так же, как и первое. Голова найдена в нескольких ярдах от первого убитого. Отрублена тою же саблей, которую, как мы знаем, он унес с собой.
– Все это так, – смиренно согласился отец Браун. – Но мне как-то не верится, чтобы Брейн мог отрубить эту голову.
– Почему? – спросил доктор Симон, пристально взглянув на него.
– Как вы думаете, доктор, – священник, мигая, поднял глаза, – может ли человек отрубить голову сам себе? Вот уж не знаю…
О'Брайену показалось, что с грохотом рушится весь обезумевший мир, а методичный доктор порывисто ринулся вперед и отбросил с мертвого лица мокрые белесые волосы.
– О, можете не сомневаться, это Брейн, – спокойно сказал священник, – у него и бугорок на левом ухе был такой же.
Детектив сверлил Брауна горящими глазами; сейчас он открыл плотно сжатый рот и резко бросил:
– Вы, по-видимому, много о нем знаете, отец Браун.
– Да, – просто отвечал тот, – мы с ним одно время встречались несколько недель подряд. Он подумывал о том, чтобы принять нашу веру.
В глазах Валантэна вспыхнул фанатический огонь, и, стиснув кулаки, он шагнул к священнику.
– Вот как! – произнес он с недоброй усмешкой. – А не собирался ли он вашей церкви и состояние завещать?
– Возможно, что и собирался, – флегматично отвечал Браун, – очень может быть.
– В таком случае, – Валантэн угрожающе осклабился, – вам, конечно, многое известно о нем. И о его жизни, и о его…
Майор О'Брайен положил Валантэну на плечо руку.
– Оставьте-ка этот вздор, – сказал он, – не то в ход опять пойдут сабли.
Но Валантэн, под спокойным мягким взглядом священника, уже овладел собой.
– Что ж, – сказал он, – подождем пока с частными мнениями. Вы, господа, по-прежнему связаны обещанием не покидать дом. Напомните об этом и другим. Все, что еще захотите узнать, вам скажет Иван. А мне пора заняться делами и написать рапорт. Умалчивать о происшествии больше нельзя. Если будет что-нибудь новое, вы найдете меня в кабинете.
– Есть ли сейчас что-нибудь новое, Иван? – спросил доктор Симон, когда начальник полиции вышел из комнаты.
– Только одно, сударь, – Иван сморщил бесцветное, старческое лицо, – но это важно. Вон тот старикан, которого вы нашли в саду, – и он без малейшего почтения ткнул пальцем в сторону грузного тела с желтой головой, – в общем, мы теперь знаем, кто это такой.
– Вот как? – воскликнул доктор. – Кто же это?
– Его звали Арнольд Беккер, – ответил подручный детектива, – хотя у него было много разных кличек. Этот мошенник – настоящий гастролер, он и в Америке бывал. Видать, это там Брейн что-то с ним не поделил. Мы сами мало им занимались, он больше работал в Германии. Само собой, мы держали связь с германской полицией. Но у него, представьте, имелся брат-близнец по имени Людвиг Беккер, с которым мы все-таки попотели. Как раз вчера мы отправили его на гильотину. И вот, господа, верите ли, когда я увидел в саду вот этого мертвеца, у меня просто глаза на лоб полезли. Если бы я этими самыми глазами не видел, как казнили этого Беккера, я бы поклялся, что на траве и лежит он сам. Потом я, понятно, вспомнил про его брата и…
Тут Иван прервал свою речь по той простой причине, что его уже никто не слушал. Майор и доктор удивленно взирали на отца Брауна, который вдруг неуклюже вскочил на ноги и стоял, плотно сжав виски, как от внезапной и сильной боли.
– Стойте, стойте, стойте! – закричал он. – Помолчите минутку, я начинаю понимать. Боже, помоги мне! Еще чуть-чуть, и я пойму! Силы небесные! Я же всегда неплохо соображал. Было время, мог пересказать любую страницу из Фомы Аквинского. Лопнет моя голова или я пойму? Наполовину я уже понял – но только наполовину.
Он закрыл лицо руками и стоял, точно окаменев, в мучительном размышлении или молитве, в то время как другим только и оставалось, что молча ожидать последнего потрясения всех этих безумных часов.