— Однако ему и опосля спокойно жить не дали. Матушка, светлая ей память, была добрейшей души человек. Да ведь людишкам одной доброты мало, им надо, чтоб все кругом были навроде них, чтоб никакого особого отличия. Знаешь, как простой люд к оборотням относится? Они, дескать, всем бедам причина. Молоко у коровы пропало — оборотень порчу навёл, курицу ночью задавили — оборотень проголодался, прыщ на лбу вскочил — и тут без нелюдей поганых не обошлось. Сначала за спиной шушукались да спьяну в кабаках языками трепали, потом попы начали в церквах про богомерзкую нечисть проповеди читать, а однажды целая толпа с косами и вилами к терему подступила и потребовала выдать им перевёртыша. Наверняка без дядьёв не обошлось, да ведь попробуй докажи. И тут матушка не выдержала. Схватила шкурку и... Не успел батюшка. Пока добежал до светлицы, от кожи лягушечьей одна зола осталась. И матушка бездыханная на полу лежит...
На глазах царевича выступили слёзы, он утёрся рукавом и отвернулся. Серый Волк повернул голову и ласково лизнул Ивана в щёку. Юноша тихо шмыгнул носом.
— С той поры отец занемог. Вот я за лекарством для него и отправился, — сообщил он вполголоса и умолк окончательно.
Горизонт постепенно светлел. Плывущая внизу тёмная равнина с тусклыми осколками озёр медленно разрасталась во все стороны. Завидев внизу зелёное пятно, волк чуть наклонил голову и взял направление на самый край леса.
— Всё, Иванушка, дальше мне ходу нет. — Волк потёрся огромной головой о плечо царевича. Тот обхватил его за шею и зарылся лицом в серую шерсть.
— Спасибо тебе, добрый зверь, — пробормотал Иван. — Странный ты, для волка-то. Сам с коня величиной, разговариваешь аки человек урождённый, промеж звёзд летаешь, знаешь, где диковинки разные спрятаны. Но самое непонятное в тебе — доброта нечеловеческая. Пожалеть незнакомца, заплутавшего в чащобе, а потом провести его за ручку через такие опасности — на такое и из людей мало кто способен!
Волк ничего не ответил, лишь уголок пасти искривился в грустной усмешке.
Расставшись с Иваном, зверь скользнул между деревьями и затрусил по едва заметной тропке вглубь леса. Наконец он остановился посреди небольшой полянки, потянул носом воздух, сел по-человечьи на корягу и очертил лапой в воздухе круг. За когтями потянулись золотистые нити, воздух вокруг зверя помутнел и слабо засветился. Внезапно мохнатое тело за молочной пеленой искорёжилось судорогой и поплыло, как воск под лучами солнца: уши съехали по разные стороны головы, в одно мгновение исчез хвост, шерсть укорачивалась и постепенно втягивалась под кожу...
— Всё ты правильно говоришь, Ванечка, — пробормотал обнажённый мужчина невероятной красоты, потягиваясь и с опаской косясь на небо. — Оборотням везде ох как тяжело приходится. Но что поделаешь, жить-то надо...
Наметив просвет между соснами, он взмахнул крыльями и устремился ввысь.
Несчастный случай
Уже почти сутки Иван гнал коня без передышки. В конце концов ноги у бедного животного начали заплетаться прямо на скаку, и наезднику волей-неволей пришлось дать роздых и ему, и себе — в расчёте на то, что преследователи окажутся менее выносливыми. К тому же Иван крепко надеялся, что минувшей ночью охранники яйца делали привал, в то время как сам он безостановочно скакал по большаку, пока солнце не утвердилось в зените.
Дорога на этом участке пролегала у края леса, так что насобирать хвороста юноше не составило труда. Аккуратно снимая зубами с прутика очередной кусок жареной утятины, он вытащил из-за пазухи тряпичный свёрток и бережно приподнял засаленный край.
Изнутри на него уставился небольшой чёрный глаз.
— Отпусти... — послышался глухой голос.
— Не могу. Прости, — не прекращая жевать, помотал головой Иван.
— Отпусти-и-и... — заскулил неизвестный из свёртка.
— Да разве б я тебя держал, коли короля Кощея можно было б одолеть без того, что у тебя там спрятано? — Иван моргнул с состраданием, шумно вздохнул, спрятал тряпицу в седельную сумку и аккуратно опустил на землю.