Стены кладовки снова задрожали от ликующих воплей. Побагровевший от смущения Фрол Титыч выдавил из себя "Ну... Я... Да, конешно..." и потёр оберег заскорузлым пальцем.
От приоткрытой дверцы во все стороны порскнули подслушивавшие крысы.
* * *
Хозяйка взяла мусорный пакет и загремела ключами. Металлический стук разносился по всей квартире — после того, как дочка на прошлой неделе переехала к жениху, в доме поселилась тишина.
Повернув ручку, хозяйка толкнула дверь от себя — и от неожиданности отступила назад. Здоровенный кот легко проскользнул в двери и застыл, принюхиваясь, посреди коридора. Женщина следила за ним не дыша. Кот завершил изучение квартирных запахов, удовлетворённо фукнул носом, поднял глаза на хозяйку и мяукнул. Чуть поколебавшись, она положила пакет у порога, вернулась в кухню, отрезала ломтик молочной колбасы и положила его перед котом на обрывке газеты.
Кот ел неторопливо, смакуя каждый кусок; женщина стояла рядом и глядела на него с лёгкой улыбкой. Зверь был очень красив — под рыжей шкурой перекатывались литые мускулы, на груди серебрилось круглое пятно. Даже кривой правый глаз не портил общего впечатления.
Превратности любви
Ходят кони над рекою,
Ищут кони водопою.
Как же коням быть?
Кони хочут пить...
Конь метался по обрыву, бросая безумные взгляды на противоположный берег. Там, на самом краю, стояла холёная гнедая кобылка и время от времени призывно ржала.
Твёрдые, как камень, копыта во всю мочь молотили землю. Конь мотал головой, вздымался на дыбы, грациозно изгибая сильное тело. Несколько раз он чуть не сорвался вместе с оползнем, но всякий раз успевал отскочить.
Невдалеке стояла невысокая русая девушка с лукошком грибов и всхлипывала, с жалостью наблюдая за его метаниями.
Наконец конь остановился и попятился, вращая налитыми кровью глазами. Затем он сделал два коротких скачка, с силой оттолкнулся и взлетел над рекой, изогнув дугой сильное тело.
Девушка вскрикнула и выронила лукошко.
Вот и прыгнул конь буланый
С этой кручи окаянной.
А синяя река
Больно глубока...
Помутнение в глазах постепенно проходило. Восстановив обычную пучеглазость, он всмотрелся сквозь толщу воды. Бурое четвероногое чудище на левом берегу всё никак не уходило, оглашая окрестности мерзостными звуками. К счастью, его лапушка, его красавица была на месте: она склонилась над обрывом и высматривала что-то в мутной зелёной воде, прижав к груди пустое лукошко.
Суставы после превращения ещё не до конца встали на место, но он, кривясь от боли, вильнул хвостом и быстро поплыл за излучину — к тому месту, где правый берег полого спускался к воде.
Сидя промеж коряг, за его метаниями с жалостью наблюдала старая русалка.
Из зарослей тальника выглянула недовольная кикимора и погрузила лицо в воду.
— Сестрица, что за шум? — пробулькала она. — Жара силу набирает, а мне всё заснуть не дают.
— Да водяника мово с полудня корёжит, — с досадой ответила русалка. — Как научился в кельпу шотландского оборачиваться, чтоб на землю невозбранно выходить, с того часу успокоиться не может. Он же в новом облике напрочь памяти лишается, вот и кидается то на одну, то на другую. Мне сначала забавно было на них глядеть, теперича аж жалко стало. Я уже думаю, может, одну из этих дур пужнуть отседова. Кабы не уморили старика — чай, не головастик уже.
Кикимора понимающе пожевала губами и, не удержавшись, хихикнула.
Заклятье
Хмурый Добрыня сверлил взглядом пенёк и громко сопел.
— Никогда больше не буду связываться с нечистью, — наконец заявил он. — То ли дело — с татарвой или половцами... Там всё по-честному, один на один: выйдешь вперёд строя супротивника кликать, а на тебя уже табун татар скачет. А здесь... Тьфу.