Выбрать главу

Соли уставился на меня беспокойными, глубоко посаженными голубыми глазами, и мне не нравилось то, что я в этих глазах видел. Мне вспомнились рассказы тетки: Соли славился бурными непредсказуемыми приступами ярости. Нос у него, как и у меня, был длинный и широкий, рот большой, с твердой линией губ. Худощавое тело от длинной шеи до коньков было одето в плотную черную шерсть. Казалось, он разглядывает меня с не меньшим любопытством, чем я его. Я смотрел на его волосы, а он на мои. У него они были стянуты позади в длинный хвост серебряной цепочкой по обычаю его родной планеты, Самума. В их волнистой черноте пробивались рыжие нити — генетическая метка какого-то давнего Соли, подправившего свои хромосомы. У меня, слава богу, волосы густо-черные, без всякой рыжины. Я смотрел на него, он на меня, и в тысячный раз гадал, откуда взялись мои гены.

— Сын Мойры. — Имя моей матери он произнес как ругательство. — А ведь тебе не полагается здесь быть, правильно?

— Я хотел познакомиться с вами. Мать мне всю жизнь о вас рассказывала.

— Твоя мать меня ненавидит.

Наступило долгое молчание, которое нарушил Бардо, осведомившись:

— А где же бармен?

Бармен, послушник с тонзурой, прикрытой белым шерстяным клобуком Борхи, приоткрыл служебную дверь за стойкой и сказал:

— Это бар для мастер-пилотов. Кадеты пьют в кадетском баре, через пять домов на этой же дорожке по направлению к Музыкальной улице.

— Кадеты не спрашивают у послушников, что им следует делать, — отпарировал Бардо. — Подай мне трубку с тоалачем, а моему другу кофе — летнемирский, если он у вас есть, фарфарский, если нет.

Послушник, пожав тощими плечами, ответствовал:

— Мастер-пилоты не курят тоалач в этом баре.

— Тогда налей мне стопку жидкого тоалача.

— У нас не подают ни тоалач, ни кофе.

— Тогда аморгеник. Покрепче, чтоб гормоны заиграли. Нам предстоит деловая ночка.

Соли взял рюмку с какой-то дымчатой жидкостью и отпил глоток. В очаге позади нас треснуло и рассыпалось полено, брызнув углями и пеплом на плиточный пол.

— Мы пьем спиртное или пиво, — сказал Главный Пилот.

— Варварство какое, — буркнул Бардо и добавил: — Ладно. Мне пива.

— А как называется ваш напиток? — спросил я своего долговязого дядюшку.

— Виски.

— Мне тоже виски, — сказал я послушнику. Он наполнил большую кружку пенистым пивом, а бокал поменьше — янтарным виски и поставил напитки перед нами на стойку розового дерева.

Я глотнул и закашлялся, а Бардо, уже выхлебавший свое пиво, спросил:

— Каково это на вкус? — Я дал ему попробовать. Он тоже закашлялся, когда огонь обжег ему горло, и заявил: — Собачья моча!

Соли улыбнулся Лионелу и спросил меня:

— Сколько тебе лет?

— Двадцать один, Главный Пилот. Завтра, когда мы принесем присягу, я стану самым молодым пилотом за всю историю Ордена. Не подумайте только, что я хвастаюсь.

— А как же еще тебя понимать? — сказал Лионел.

Мы поговорили немного о происхождении таких колоссальных и загадочных явлений, как Кремниевый Бог и Твердь, и о прочих вещах, обычных для пилотов. Соли рассказал нам о своем путешествии к центру галактики, о плотных скоплениях горячих молодых звезд и об огромном кольцевом мире, который какое-то божество или кто-то еще соорудил вокруг Бетти Люс. Лионел утверждал, что колоссальные и зачастую неразумные галактоиды (он не любил слово «боги») организованы по иным принципам — не так, как наше убогое серое вещество: как бы иначе отдельные их доли — порой равные по величине лунам — могли поддерживать между собой связь через множество световых лет? Это был старый аргумент, часто используемый в ожесточенных спорах между пилотами и специалистами нашего Ордена. Лионел наряду со многими эсхатологами, программистами и механиками полагал, что галактоиды обрабатывают информацию посредством тахионных потоков, то есть почти мгновенно. Он считал, что мы должны попытаться наладить контакт с этими существами, хотя это чревато многими опасностями и может однажды вынудить Орден изменить свою политику вопреки убеждениям более консервативных пилотов старшего поколения — таких, как Соли.

— Кто может постигнуть разум, охватывающий тысячу кубических светолет космоса? — возразил Соли. — И кто знает, что такое тахионы? Возможно, галактоиды мыслят медленно, очень медленно.

Его самого происхождение и техника богов интересовали мало. В этом он был таким же занудой, как Хранитель Времени, и, как Хранитель, полагал, что некоторые вещи человеку знать не положено. Он прочел нам наизусть длинный список пилотов, в том числе и Тихо, которые погибли, пытаясь проникнуть в тайну Тверди.