Все и было в порядке ровно настолько, насколько это может быть в реанимационном отделении — пациенты хоть и тяжелые, но стабильные, лежат спокойно, проблем не создают.
Данилов выглянул в окно — пейзаж полностью соответствовал описанному Блоком. «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет». Только аптека была не «торговая», а местная — больничный склад медикаментов. Данилов припомнил, как там было у Блока дальше:
«Все повторится — это плохо, — подумал Данилов. — А если без школы и института, то это нормально. Чтобы сразу врачом».
От воспоминаний о институте по телу пробежали мурашки. Бр-р-р! Только на шестом курсе удалось нормально, по-человечески, отметить Новый год. А то все в обнимку с учебником — то дифференцированный зачет третьего января, то экзамен. Как оно вам — под бой курантов атлас нормальной анатомии листать или учебник по гистологии? Ужас, да и только. Одноклассники, поступившие в МГУ или ту же Бауманку, привычно жаловались на то, что учиться-де трудно, задают много, спрашивают строго, но это они медицинского вуза не пробовали. С его-то зубрежкой! Это только принято считать, что природа все устроила логично. Какая там логика — в человеческом-то организме? Логика там и не ночевала, потому как зная одно, другое логически сроду не выведешь. Только зубрить и запоминать, запоминать и зубрить дальше. Сначала кажется, что после экзамена все немедленно забывается, но при случае убеждаешься, что это не так. В нужный момент из копилки памяти извлекаются соответствующие знания.
«Ладно, все уже в прошлом, — напомнил себе Данилов. — Теперь раз в пять лет подтверждать свой статус, да если будет охота — один раз кандидатский минимум сдать. Это пустяки!»
Действительно — пустяки, тем более, что сдавать кандидатский минимум совсем не тянуло. Несмотря на то, что мать была убеждена в обратном. По ее мнению, раз уж сын стал врачом, то непременно должен пойти дальше и дорасти до профессора. И не абы какого, а маститого — со своей кафедрой, со своей клиникой и, как следствие, — с высоким уровнем жизни. Данилов не имел ничего против высокого уровня жизни, но в науку его не тянуло. То ли склад ума не тот, то ли характер неподходящий.
Данилов походил еще немного по реанимационному залу, а затем, слегка разочарованный тем, что нечем заняться, сел за стол и, подперев голову рукой, задумался о своих перспективах. Перспективы выходили какие-то неясные, туманные, возможно от того, что зверски хотелось спать.
Скрипнула дверь ординаторской.
— Сидишь, — констатировал Владислав Алексеевич. — А Райка где? Спит?
Было несложно догадаться, что Райкой звали полную брюнетку.
— Спит, наверное, — ответил Данилов.
— Если что — зови! — разрешил Владислав Алексеевич. — Только помни — с родственниками в контакт не вступать, на вопросы не отвечать, никому ничего не передавать! Ясно?
— Слушаюсь, сэр! — вставать навытяжку и щелкать каблуками Данилову не хотелось, тем более, что у кроссовок и но сработало и так — Владислав Алексеевич намек понял.
— Мы здесь привыкли по-свойски общаться, без реверансов, — сказал он, отводя взгляд в сторону. — Ничего личного. Просто привычка такая.
— Я понимаю, — ответил Данилов и благородно добавил: — Все нормально.
Владислав Алексеевич скрылся за дверью так резво, словно его втянула внутрь невидимая рука. Впрочем, не исключено, что так оно и было.
Данилов сам не заметил, как заснул. Спать пришлось недолго — сначала запищал один из мониторов, затем — другой, а там и прооперированного мужика с ножевым ранением брюшной полости привезли, затем «скорая» по какой-то неведомой дури привезла парня с некупируемым носовым кровотечением, и Владислав Алексеевич долго препирался с бригадой.
— Куда вы его, нахрен, привезли? — вопрошал он. — Вы что, не знаете, что у нас нет ЛОР-отделения? Первый раз замужем, да?
— А что вы на нас бочку катите? — не менее экспансивно оборонялся врач «скорой помощи». — Мы что — сами решаем, кого куда везти? На Центре сказали — вези в сто тридцать третью, мы и привезли. Распишитесь, пожалуйста!
— И не подумаю! Запрашивайте место по новой…
— Хорошо, я запрошу! — наконец сказал врач «скорой помощи». — Но о вашем поведении я тоже сообщу. Как ваша фамилия?
— Для тех, кто не умеет читать, — Владислав Алексеевич ткнул пальцем в бейдж, висевший у него на груди, — сообщаю, что моя фамилия Кочерыгин! Кочерыгин вэ а!