показали на одну из скал, и Кошкин увидел, что она действительно похожа на
огромное зеркало, - и только отразился, как мое отражение тут же из него
вышло. А теперь доказывает, что он - это я, а я - это он!
- Погодите, - сказал Кошкин. - Сейчас разберемся, - в этом он отнюдь
не был уверен. От двойного голоса и мельтешенья четырех рук у него
закружилась голова. - Нельзя, чтобы кто-нибудь один рассказывал?
- Можно. - Альварецы кивнули. - Давай я расскажу… - Они запнулись,
махнули руками. - Ладно, пусть он расскажет. - И оба капитана замолчали.
- Уф-ф… - выдохнул Кошкин. Он испытывал большое желание почесать
затылок. - Так не пойдет. Давай ты рассказывай, - он кинул правому
Альварецу. - А ты дополнишь, - сказал он левому. - Хотя нет… - Штурман
замолчал и задумался. Капитаны выжидающе смотрели на него. - Айда на
корабль! - решительно сказал Кошкин. - Там разберемся.
Альварецы отрицательно мотнули головами.
- В чем дело? - Кошкин нахмурился.
- Очень мне нужно чужаков на корабль пускать, - буркнули капитаны и,
одновременно вскинувшись, возмущенно заорали: - Это кто же, интересно,
чужак?!
- Опять?! - рявкнул Кошкин. - Говорю же: не пойдет так! Немедленно
миритесь - и за мной!
- Я, между прочим, ни с кем не ссорился, - сердито ответили оба
Альвареца.
- Миритесь, я сказал! Живо!
Капитаны набычившись смотрели друг на друга.
- Подайте друг другу руки!
Альварецы неохотно подняли руки.
- Ну? Долго вас упрашивать?
Капитаны подали друг другу руки.
Последнее, что успел увидеть Кошкин, была ослепительно белая вспышка.
Очнувшись, штурман долго тряс головой. При падении он ударился
затылком и в придачу набил шишку на лбу о переднее стекло шлема.
Придя в себя окончательно, он изумленно огляделся. Все осталось
прежним: гладкая, залитая солнцем поверхность планеты, черное небо,
таинственная скала-зеркало.
Не было только капитанов.
- Вот черт… - растерянно пробормотал Кошкин. - То сразу двое, то
вдруг ни одного… - Он еще раз огляделся.
- Кошкин… - услышал он вдруг и чуть не упал от неожиданности. Голос
был растерянным, робким, но Кошкин сразу узнал его, потому что это был
голос Альвареца. - Кошкин, ты как, а?
- Н-нормально… А ты где?
- Н-не знаю… Вроде бы здесь…
- Где - здесь?
- Возле тебя.
Кошкин отчаянно завертел головой, насколько позволял скафандр.
- Не вертись, голова отвалится, - сказал Альварец. - Все равно не
увидишь. Я и сам не знаю, есть я еще или меня больше нет.
- В к-каком с-смысле? - спросил штурман и почувствовал, что у него
застучали зубы.
- В каком, в каком… - проворчал незримый Альварец. - В самом прямом.
Это все ты. Миритесь, миритесь! Мог бы, кажется, и сам догадаться, что
отражение - оно же должно быть из антивещества.
- Аннигиляция?! - ужаснулся штурман.
- А что же еще?
- П-погоди… А ты как же?
- Как же, как же… Нет меня, понял?! То есть я, конечно, есть, но
нематериальный. То есть невещественный, понятно?
- А… а к-какой?…
- Какой, какой… Физику учить надо было. Еще в школе. Или, по крайней
мере, в Школе Космогации не сачковать. Я теперь не из вещества, а из
энергии. Энергетический сгусток, так сказать.
Кошкину стало нехорошо. Он сел на обломок валуна и глубоко задумался.
Видимо, Альварецу стало его жаль, и он ободряще сказал:
- Да не расстраивайся ты так. С кем не бывает… Когито, эрго сум, все
в порядке.
- Что? - убито переспросил штурман.
- Это по-латыни. Мыслю - следовательно, существую. На базе что-нибудь
придумаем.
- До базы еще добраться надо, - вздохнул Кошкин.
- Доберемся, - уверенно пообещал Альварец. - Что с компьютером?
Кошкин рассказал.
- Н-да-а… Хотя… Слушай, - возбужденным голосом заговорил невидимый
Альварец. - Плюс-минус бесконечность, говоришь? Это же… Ну-ка, - оборвал
он сам себя. - Сможешь влезть на скалу?
Кошкин смерил взглядом высоту, пожал плечами.
- То же мне - Эверест, - сказал он. - Конечно, смогу. А зачем?
- Надо, надо… Посмотри, что за этими скалами, и сразу же назад.
Понял? Только не становись против зеркала, потом хлопот не оберешься…
- Сам знаю… - буркнул Кошкин, поднялся и зашагал к скалам.
На вершину он забрался неожиданно легко. Присев на выступ и немного
отдышавшись, Кошкин внимательно осмотрелся. Картина, открывшаяся его взору