Первые посетители являлись в дом герцога не раньше пяти часов пополудни, и до сих пор ни одна дама, как бы настойчиво она ни преследовала его, не отважилась просить с ним встречи в половине восьмого утра.
Разве возможно, чтобы дочь графа не понимала, что для молодой девушки чрезвычайно неприлично, если не сказать — предосудительно, наносить визиты холостому мужчине в столь неурочный час?
Герцог недоумевал, пытаясь догадаться, какова цель этого необычного визита, но, решив, что вскоре все выяснится, продолжал пить кофе и бегло просматривать «Таймс», раскрытый перед ним на серебряной подставке.
Однако правила были беспардонно нарушены непрошеной гостьей, и герцог вдруг ощутил неприятное раздражение, подумав, что из-за этого визита он может опоздать на свою утреннюю прогулку.
Должно быть, жеребец, которого он распорядился оседлать, уже ждет его у главных ворот, и, несомненно, с каждой минутой конюхам все труднее сдерживать благородное животное.
Негодуя, без тени приветливости на лице герцог прошел в библиотеку.
На звук открываемой двери темная фигурка, изящный силуэт которой вырисовывался на фоне светлого окна, повернулась, и он с первого же взгляда отметил, что девушка, навестившая его, была вовсе не той, которую он предполагал увидеть.
Он прекрасно помнил, что графиня Норто, описывая ему дочь графа Лемсфорда, говорила о светлой блондинке с голубыми глазами, внешность которой как нельзя лучше оттенит красоту фамильных бриллиантов Донкастеров.
Возвращаясь мысленно к этому разговору, он также припомнил, что на самом деле маркиза сказала, будто девушку, которую она выбрала ему в супруги, зовут Фелисия.
Медленно приближаясь к посетительнице, он внимательно рассматривал ее, но девушка не произвела на него никакого впечатления.
Во— первых, она была плохо одета -на ней было платье из выцветшего голубого габардина, совершенно ей не подходившее. Кроме того, шляпка, почти ничем не украшенная, совсем скрывала ее волосы.
Однако глаза, которые она подняла на него, показались герцогу огромными на ее маленьком, с тонкими чертами, лице, а еще он заметил, что девушка очень взволнована.
— Я… надеюсь… ваша светлость извинит меня… за столь ранний визит… — смущенно прошептала она.
— Это, безусловно, оригинальный способ знакомства, — неприветливо ответил герцог. — Прав ли я, полагая, что именно с вашей сестрой я должен встретиться сегодня днем?
— Да, — подтвердила Антония, не отводя взгляда от лица герцога. — Вы намерены встретиться с моей сестрой Фелисией.
— Я подумал, что, быть может, спутал имя, — заметил герцог.
Затем, указывая рукой на диван, он предложил:
— Не угодно ли вам присесть, леди Антония, и рассказать, что привело вас ко мне в столь ранний час?
Антония присела на краешек мягкого дивана и посмотрела на хозяина дома широко распахнутыми, огромными глазами.
Она подумала, что он выглядит гораздо интереснее, чем во время охоты, когда она впервые видела его скачущим на лошади, и теперь, когда герцог оказался совсем рядом, Антония вдруг поняла, что же упускалось художниками, изображавшими его на многочисленных портретах.
В своем явном стремлении запечатлеть четкие черты, широкий лоб и глубоко посаженные глаза они обходили стороной — а может, не могли или не хотели быть откровенными — его беспутный, немного циничный, но определенно насмешливый взгляд.
— «Он намного привлекательней, чем они рисуют его», — подумала Антония, разглядывая герцога из-за опущенных ресниц.
Хозяин дома сел напротив нее в кресло со спинкой в форме птичьего крыла.
Он положил ногу на ногу, и она заметила, что его сапоги для верховой езды начищены до блеска, и ей страшно захотелось спросить у него, какой для этого использовался крем, но Антония тут же одернула себя, подумав, что такие вопросы могут показаться ему слишком дерзкими, кроме того, ее любопытство запросто удовлетворит Ив, когда она в следующий раз придет в конюшни в Донкастер-Парке.
— Я жду, леди Антония, — нетерпеливо напомнил герцог с едва заметной ноткой раздражения в голосе.
— Я… Я думаю… — запинаясь, произнесла Антония. — И я надеюсь… что вы не посчитаете этот вопрос дерзостью. Когда вы приедете днем к моему отцу, то… то для того, чтобы просить руки моей сестры?
Она замолчала, и герцог поспешил ответить, прервав затянувшуюся паузу:
— Таково было мое намерение.
Она невольно вздрогнула от резкого тона его ответа, но, собрав всю свою отвагу и смотря ему прямо в глаза, заявила:
— В таком случае… Может, вы могли бы вместо Фелисии… Вы не могли бы попросить моей руки?
Такого Донкастер ожидать не мог — он был ошарашен. Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя и понять, что он не ослышался.
— Полагаю, вам следует объяснить все более четко. Должен сознаться, я совершенно не понимаю, почему вы пришли ко мне с подобным предложением.
— Это не так уж трудно понять, ваша светлость, — потупив глаза, ответила Антония. — Моя сестра любит другого.
Герцог почувствовал облегчение.
— В таком случае она откажет мне — это совершенно очевидно, поэтому мне незачем ехать сегодня к вашему отцу.
Говоря это, он прежде всего думал о том, что неожиданно обрел свободу, — да-да, он стал свободным от обещания участвовать в осуществлении плана маркизы, у которой вряд ли найдутся теперь основания упрекать его в чем-либо, поскольку сама девушка, выбранная ею, отвергает его.
— Папа вас ждет, — поспешно ответила Антония. — И он, так же как и мама, крайне взволнован вашим визитом. Оба они мечтают видеть вас своим зятем.
— Вряд ли я смогу жениться на вашей сестре, если она не захочет этого, — произнес герцог с улыбкой.
— Вы полагаете, ей будет дозволено сказать вам об этом? — искренне удивилась Антония. — Когда вчера папа получил ваше письмо, ни он, ни мама не имели ни малейшего понятия о том, что их дочь влюблена. Гарри, ее возлюбленный, до сих пор не смог поговорить с папой о своих намерениях и просить у него руки Фелисии.
Герцог молча смотрел на Антонию, и она продолжала, нисколько не смущаясь:
— Можете не сомневаться в том, что Фелисию заставят выйти за вас, совершенно не поинтересовавшись ее чувствами.
— Но это же нелепость! — воскликнул Донкастер.
И хотя герцог высказал вслух свои суждения, он понимал, что все сказанное странной юной посетительницей — истинная правда. Конечно же, девушка была с ним откровенна.
Для него не было секретом, что он — один из лучших женихов в стране, что любая мать, желающая счастья своей дочери, мечтает выдать ее замуж за герцога Донкастера.
Ну а девушки? Любая избранная им женщина, невзирая на ее тайные мечты, будет непременно вынуждена выказать ему свою благосклонность.
Все это герцог мог себе представить, однако ему и в голову не пришло, что подобного рода препятствия возникнут со стороны Фелисии Уиндом.
Честно говоря, он никогда не думал о ней как о ком-то, кто может иметь собственное мнение, а лишь как о незаметной, послушной молодой женщине, которая будет благодарна ему за предложение стать его женой и занять подобающее герцогине место в высшем обществе.
— Боюсь, я не такая хорошенькая, как Фелисия, — заговорила Антония, нарушив ход его мыслей, — однако, поскольку вас на самом деле мало волнует, как будет выглядеть ваша избранница, лишь бы она выполняла свои супружеские обязанности и родила вам наследника, то я думаю, что одна из сестер Уиндом вполне заменит другую.
От неожиданности герцог вскочил на ноги.
— Кто вам сказал, будто меня не волнует, как будет выглядеть моя жена? — спросил он резко.
Антония на мгновение задержалась с ответом, и у него создалось впечатление, что девушка тщательно подбирает слова, прежде чем заговорить.
— Это ведь очевидно, ваша светлеть, разве нет? — с удивлением спросила она и пояснила:
— Вы Фелисию не видели, и она тоже никогда не видела вас… Однако вы намерены просить ее руки, и еще… Все давно говорят, что вам нужен… Вам нужен наследник.