– Продать? Но вы не можете… Ах, прошу прощения. – Она отвела глаза, как только Эшли поднял голову, чтобы взглянуть на нее. – Безусловно, это не мое дело.
– А вы, судя по всему, очень привязались к этому месту, – заметил он.
– Здесь чудесно, – равнодушно произнесла она.
– Вы думаете о том, что будет с вами, – сказал он ровным, сухим тоном. Он готов был предсказать реакцию, а потому сразу продолжил: – Мой дядя оставил достаточно провизии для прислуги и писал мне, что обсудил это с ними. Я убежден, что он позаботился и о вас, Селина.
Все, на что она была способна, – это улыбаться и кивать своему собеседнику. «Ну конечно же нет! Он даже не знал о моем существовании, когда писал вам, и даже если бы знал, я не имею к нему никакого отношения, ни родственного, ни какого-либо другого», – думала она.
– Я позабочусь о вас, Селина, – сказал Эшли, и его глубокий, невозмутимый голос придал его обещанию невероятную весомость, почувствовав которую она с волнением взглянула на него, но тотчас отвела глаза: он пристально смотрел на нее.
Точно в дымке забытья, она решила, что должна во что бы то ни стало очаровать его. И почему эта мысль не пришла ей в голову раньше? Лина отпила еще вина. Оно было чрезвычайно вкусным и к тому же обладало приятным расслабляющим действием. И теперь все казалось гораздо понятнее и яснее.
Своей попыткой соблазнить барона она ступала на скользкий, опасный путь, в котором самое главное было вовремя остановиться, чтобы он почувствовал к ней возвышенные, благородные чувства, ответственность за ее судьбу, но не успел по-настоящему влюбиться. Где была эта граница, ей пока неведомо.
Кэтти и Мириам были ближе всего Лине по возрасту, да и, пожалуй, являлись единственными ее подругами среди куртизанок в «Голубой двери». И вот однажды зимним вечером, когда за окном было уже темно и мела непроглядная метель, а оттого и дела шли плохо, они сидели все вместе и забавлялись, пытаясь обучить Лину флиртовать с мужчинами.
Девушки научили Лину, как использовать веер, взгляды и оттенки голоса, чтобы заманить мужчину в ловушку.
Никогда прежде у нее не было повода воспользоваться этим уроком, но теперь представилась возможность опробовать совет своих подруг. Мимолетный взгляд из-под томно опущенных ресниц должен был оказать чарующее действие. Она испробовала это.
– Благодарю вас. Я не сомневаюсь, что вы не оставите меня в беде.
Грегор издал странный глухой звук, должно быть подавив смех. Она тотчас вспыхнула румянцем и опустила взгляд, устремив его в свою тарелку.
– Можете на меня рассчитывать, – сказал Эшли, понизив голос, так что от его глубоких, бархатных ноток по телу Лины пробежала трепетная дрожь.
– Я оставлю вас, джентльмены, чтобы вы могли насладиться сыром и портвейном, – сказала она, поднимаясь из-за стола с учтивой улыбкой. Едва она встала, комната как будто слегка поплыла перед глазами. – Хорошего вам сна. – Она встретилась взглядом с Эшли, но пожалела об этом.
Атмосфера неожиданно стала душной, напряженной, пронизанной какими-то странными чувствами, непонятными даже ей самой. Все, чего ей сейчас хотелось, – это оказаться в своей уединенной и безопасной комнате, где она могла бы поразмышлять о том, хватит ли ее способностей для того, чтобы подчинить своей воле такого человека, как Квин Эшли.
Глава 3
– Что ты думаешь об этой монашке? – Квин уютно устроился в постели под тяжелым балдахином и наблюдал, как Грегор проверяет двери, окна и портьеры, проводя свой обязательный ритуал по поиску возможного неприятеля или убийцы, а также любых путей к отступлению. – Прекрати, Грегор. Если начнется пожар, я выберусь через окно. Я не думаю, что в этом доме нам может угрожать что-то, кроме экспонатов из коллекции моего дядюшки. А когда мы доберемся до Лондона, то угрозой скорее станут пистолеты, чем нож неприятеля в непроглядную полночь.
– Монашка? – Грегор обернулся, оставив детальное обследование большого платяного шкафа. Он действительно говорил по-английски с сильным акцентом, но в его поведении сейчас не было ни высокомерия, ни нежелания оставаться здесь, ни каких-либо признаков подобострастия по отношению к собеседнику. – Она далеко не монашка.
– Нет? – Квин жестами изобразил ее строго убранные волосы, провел руками вдоль тела, словно повторяя контуры ее фигуры, затем взмахом руки подрисовал мантилью над головой. – Тогда кто же она? Я, черт возьми, не берусь сказать это.
– Она источник неприятностей, – сквозь зубы проговорил Грегор. Удовлетворенный своим тщательным обследованием комнаты, он наконец устроился в массивном резном кресле. – Она девственница. От них всегда сплошные неприятности.