Не пробудь я в абсолютной тьме так долго, я бы, наверное, никогда не решилась произнести подобных слов. Ведь для благовоспитанной девушки подобное поведение немыслимо. Список допустимых приличиями прикосновений сведен к минимуму и объятия в них, понятно, не входят. Если бы я видела его сейчас перед собой — в строгом военном мундире или роскошном светском костюме, не важно, — зримая реальность удержала бы меня от подобного постыдного желания.
Но я была во тьме — вне рамок, приличий, привычных очертаний реальности. Я была не просто беспомощна, мне мучительно не хватало информации — любой. Его внешность, телосложение, жесты, выражение лица — все, что угодно могло бы мне, казалось, помочь составить более внятную картину происходящего. Он не вернет мне зрение, я уже поняла. Но хотя бы на осязание я могла надеяться?
— Рано, милая, — шепчет, отрываясь от моей шеи, мой мучитель. — Не спеши. У нас с тобой будет еще столько времени, чтоб познакомиться ближе. Пока мне нравится так, — и его горячий язык очерчивает мне ключицу. Затем к ней приникают губы, и я ощущаю медленные, нежные поцелуи, вновь заставляющие меня дышать поверхностно и порывисто.
— Какое маленькое декольте, — замечает несколько отстраненно, когда вместо горячих губ моей кожи касаются холодные пальцы, обтянутые идеально гладким атласом.
— Вы выбирали мне это платье, — выдыхаю в ответ, пытаясь вернуть себе ускользающее спокойствие.
— Что делать, пришлось следовать моде, — вздыхает он с мнимой печалью в голосе. — Одень я тебя на свой вкус — тебя вряд ли пустили бы в церковь. Но ведь в церковь нам больше не надо, верно? — его пальцы, устав кружить над декольте, опускаются ниже, сжимая мне грудь сквозь тонкую ткань.
— Не надо, — испуганно выдыхаю я, меньше всего думая в этот момент о его предыдущих словах.
— Какая послушная девочка, — удовлетворенно посмеивается в ответ этот гад, вновь сжимая мне грудь — несильно, хотя и чувствительно. И приятно, неприлично, но ведь приятно!
— Да, излишней пышностью форм тебя родители не наградили, — продолжает он невозмутимо, словно речь идет не обо мне, а о лошадке, которую он выбирает на рынке, — но и с тем, что есть, можно очень неплохо поработать, — моя вторая грудь так же оказывается в плену его бесстыжих ладоней.
— Прекратите говорить обо мне так, словно я вещь! — его слова неприятны, и так контрастируют с тем удовольствием, которое дарят руки, что прикосновений уже не хочется. — Отпустите! Хватит надо мной издеваться! — я пытаюсь от него отстраниться, но мои возможности крайне ограничены.
— Какой тон, герцогиня, — в его голосе лишь восторг. — Вошли в роль супруги его высочества? Рановато, он пока в Магбуре, с важной дипломатической миссией. И еще просто не знает, что вы у него есть.
Выпустив из захвата всю грудь, его пальцы начинают настойчиво кружить в районе сосков, и мне кажется, будто маленькие молнии простреливают меня насквозь, от ноющих от его прикосновений напряженных вершинок и до самого низа живота, наполняя мое тело жаркой истомой.
Но коварные пальцы резко сжимаются, болезненно сдавливая, и я кричу, не в силах сдержаться.
Он тут же подается вперед и ловит мой вскрик губами, топит его в поцелуе — настойчивом, но нежном. И боль растворяется, тем более, что жесткий захват сменили легкие успокаивающие поглаживания. От того, что творят его губы, кружится голова, грудь отзывается томлением и буквально требует новой ласки, и так сладко тянет внизу живота.
— Видишь, как плохо мне перечить, маленькая герцогиня? — интересуется мой мучитель, отстраняясь. — Я могу дарить не только ласку, учти это.
— Мало чести издеваться над беспомощной девушкой, — то, что я с трудом могу отдышаться после его поцелуев, не делает меня согласной с ним по основному вопросу.
— Честь? — он только смеется. — У меня вообще ее нет, малышка, я ж не герцог. Все, что я делаю, я делаю либо из корысти, либо из удовольствия, — его пальцы неожиданно касаются моих лодыжек и поднимают мои ноги ему на колени. — Впрочем, в твоем случае я совмещаю, — сначала на пол летит одна моя туфелька, затем другая.
Мое сердце отчаянно пропускает удар: что еще он задумал? Мне не нравится эта поза, слишком шаткая, слишком беспомощная. Слишком неприличная — запоздало понимаю я. Отсутствие зрения мешает мне сразу оценивать ситуацию здраво, а ведь у меня теперь коленки, должно быть, на уровне его груди и…
Нет, только не это! Его пальцы медленно ползут вверх по моим ногам. Дергаюсь, пытаясь вернуть ноги на пол. Его пальцы мгновенно охватывают мне лодыжки мертвой хваткой.