— Ты рассказал ей о своих чувствах? — спокойно спросил Ник, прерывая их спор. Взгляды всех присутствующих устремились на него.
— Я не знаю, какие чувства я к ней испытываю, папа, — преодолевая себя, сказал Джанни. Он вскочил на ноги, подошел к дверям, ведущим на террасу, и уставился на освещенную лунным светом поверхность воды. — Я предложил ей остаться, и она отказалась.
— Ты не дал ей причины, по которой она захотела бы остаться, — ответил отец.
Он предложил ей отправиться в его дом, что еще он должен был сказать? Мари уехала. Возможно, сейчас она уже подлетает к Нью-Йорку. Думала ли она о нем? Сожалела ли о своем отъезде? В нем бурлил гнев, обжигая душу горячими углями.
— Ты меня разочаровал, — вздохнул Ник.
Джанни взглянул на отца:
— Разочаровал? Почему, папа? Я получил фотографии, которые были у Мари. Ты в безопасности. Нашей семье ничто не угрожает.
— Basta! Довольно. — Ник взмахнул рукой, словно отмахиваясь от мошкары. — Эта женщина не допустила бы, чтобы я сел в тюрьму, и ты это знаешь.
— Она работала в полиции, — подал голос Пауло, и Ник обернулся, чтобы взглянуть на него. — Она бы это сделала.
— Нет. — Ник внушительно покачал головой. — Она бы не причинила боль Джанни.
— Кажется, существует хотя бы один Коретти, у которого есть мозги, — пробормотала Тереза.
Джанни бросил на нее испепеляющий взгляд, затем перевел его на отца.
— Это не любовь, папа. Ей просто надо было сделать выбор, и она его сделала. Она выбрала возвращение в Нью-Йорк. Для нее я навсегда останусь вором — так она мне сказала.
— Дурак, — по-итальянски произнес Ник, вставая на ноги и пересекая комнату, чтобы повернуться к Джанни лицом к лицу. — Ты просто дурак, — повторил он. — Ты не видишь правды.
Джанни хохотнул.
— Я вижу всю правду, папа. Для Мари жизнь поделена только на черное и белое, на правильное и неправильное. Она отказывается видеть, что все не так просто.
Мари была упрямой, своевольной, и ему ее уже не хватало. Ее отсутствие задевало его, словно вырывая маленькие кусочки сердца с каждым вдохом.
Он бы никогда не поверил, что может испытывать такие глубокие чувства к женщине, которая была так далека от его мира. Но нужно было взглянуть правде в глаза. Без Мари даже воздух казался ему лишенным всякого запаха. Боже, да он даже дышать без нее не мог!
— К чему я пришел? — прошептал он так, что только отец, стоявший рядом, его расслышал.
Ник положил руку на плечо своего сына и сжал его.
— Я молился, чтобы когда-нибудь ты испытал эти счастливые мгновения. Ты нашел женщину своей жизни, как когда-то нашел ее и я. Твоя мать значила для меня больше, чем моя жизнь. Без нее я был никем, но с ней жизнь обрела смысл.
Джанни покачал головой и взглянул на отца.
— Но мама выбрала тебя. Она хотела быть с тобой.
— Не сразу. — Ник подмигнул. — Мне пришлось за ней побегать, — сказал он, и его лицо озарилось нежной улыбкой. — Насколько я помню, убеждать ее оказалось весьма приятным занятием.
— Убеждать… — Джанни подумал об этом и взглянул на океан. Вместо сменяющих друг друга волн и темного звездного неба он увидел ее широко раскрытые зеленые глаза. Ветер будто бы трепал ее волосы цвета рдеющего огня, а на полных губах играла мечтательная, загадочная улыбка.
Глаза у Джанни сузились, подбородок заострился. Он еще никогда не терял того, что было для него по-настоящему важно, и сейчас не самое лучшее время для подобных экспериментов.
Мари ударила в боковую панель оконного кондиционера и пробормотала проклятие, когда чертов прибор прекратил работать.
— Чудно, — нахмурилась она. — Просто замечательно.
Она пересекла узкую гостиную и включила напольный вентилятор на полную мощность. Прохладнее не стало, но он хотя бы гнал по комнате горячий воздух. Хотя, конечно, вряд ли бы это спасло ее от удушающей жары. В открытые окна в квартиру проникали звуки города: непрекращающийся шум транспорта, гудение автомобилей, разговоры людей. Лето в Нью-Йорке невозможно было сравнить с теплыми пассатами на Тезоро.
Сев за кухонный стол, Мари отпила глоток чаю со льдом и, закрыв глаза, представила себя на шезлонге рядом с Терезой. Впрочем, она в Нью-Йорке уже две недели, и пора ей прекратить думать о днях, проведенных на Тезоро.
Каждую ночь она мечтала о Джанни и вспоминала о тех удивительных ощущениях, которые она испытывала в его объятиях. Она просыпалась каждое утро, чувствуя себя еще более уставшей, чем когда ложилась в постель, а ее тело молило об освобождении, которого она больше никогда не узнает. Это мучило ее, а она хотела чувствовать себя спокойно.