— Ты бы так не говорила, если бы помнила одну нашу родственницу, которая одарила тебя Клёмой и даром медиума в придачу, — проворчал Бриен себе под нос, но спорить не стал, просто пошёл впереди, словно намеревался всё время оказываться между мною и госпожой Ильинкой.
Но я считала, что это лишнее. Лисы они… лисы. Даже такие мёртвые. Они не причиняют людям зла, да и от Ильинки я помнила только хорошее. По крайней мере, пирожки вспомнила, едва взяла первый.
— Почему вы живете в городе? — после второго пирожка я решила, что тянуть больше нет смысла. Сама Ильинка говорить не торопилась, собиралась с мыслями. Вот только мне требовалось во всём разобраться поскорее.
— Торопишься, — старушка улыбнулась. Улыбка вышла горьковатой, но очень искренней. — Всё ещё считаешь себя человеком, а они всегда торопятся жить. А вот мне торопиться некуда, и никогда я не торопилась.
Тем не менее тянуть лису за хвост она не стала, принимаясь наконец за рассказ.
Как я правильно угадала, Ильинка была лисой. Вечной, юной и взбалмошной как все лисы. Тогда дремучие леса вроде того, где сейчас жил весь выводок, встречались повсеместно, лис было много, и путешествовать они любили, почти не встречая никого чужого на своём пути. Эльфы жили больше на деревьях и только-только начали выращивать шелкопрядов, люди охотились и занимались собирательством, а их главные ещё не называли себя королями. Прекрасное время для таких, как Ильинка.
В очередного охотника она влюбилась и, вместо того, чтобы оставить его после рождения лисёнка, отправилась путешествовать вместе с возлюбленным. Охотник был отважным и сильным, и Ильинке казалось, что большего и не нужно желать. Её лисья любовь была лёгкой и необременительной, и оттого она не заметила, что у охотника любви не было вовсе.
— Мы оказались в плену у русалок, — Ильинка говорила тихо, и, судя по заблестевшим глазам, эта тема даже спустя столетия не стала менее болезненной для неё. — Проклятые рыбы. Они могут уничтожить лучшее в любом.
Я вздрогнула и коснулась шеи.
— Да, ты не помнишь, Иссабелия, но тебя тоже едва не подчинил один такой, — подтвердила Ильинка. — Я не должна была пускать его в дом, но он пел так сладко, а за все годы в плену я так и не сумела привыкнуть к их пению, прости меня за это.
— Да ничего, — я смутилась. Тяжело принимать извинения за то, что ты сам не помнишь! Оказывается, это касалось не только Даррена. Как знать, может, я так сильно пострадала от этого рыба, что никак не имею права прощать квартирную хозяйку просто так? — Все живы, здоровы…
Хмыкнул Бриен. Похоже, что-то знал об этом типе. Ладно. Сама вспомню!
А госпожа Ильинка тем временем продолжала. Она рассказала, что охотник легко оставил её в море в обмен на собственную жизнь. Он так и не вернулся за ней, и Ильинка долго ещё размышляла почему. Таким сильным был испуг, такой слабой привязанность к ней или же рыбы, чья переменчивость могла сравниться лишь с текучестью воды, нарушили договор и утопили охотника, едва он продал возлюбленную?
Эти мысли поддерживали в лисице жизнь, но когда вышли все сроки, погибли и они. Рыбы умели держать при себе.
Ильинка тяжело вздохнула.
— Я нескоро сумела бежать, — продолжила она спустя паузу, в которую принесла ещё блюдо с пирожками. За женщинами в тягости рыбы ухаживают чуть лучше и держат ближе к тёплым мелким водам у берегов. Уже в лесу я родила королевскую двойню. Мальчик и сейчас молчалив как рыба, поди…
Она снова вздохнула и пытливо уставилась на меня.
— Кладбищенский сторож… — выдохнула я. — Ваш сын.
Я вспомнила, что уже знала это. Ну сколько можно! Надеюсь, хотя бы про дочь будет догадка-догадка, а не снова изобретение лопаты!
— Фата Эрис ваша дочь, госпожа Ильинка, — я начала как вопрос, но так и закончила утвердительно. Всё сходилось. Кроме, разве того, почему она устроила всё это. Не хотела довольствоваться мелочами, которых хватало матери и брату?
— Да, моя дочь, — казалось, госпожа Ильинка собиралась поставить рекорд по горестным и тяжёлым вздохам. — Что я могла поделать? Я всё время надеялась, что она отступится, согласится с нами, что Калегосия нуждается в защите. Но становилось только хуже.
— В защите? — я нахмурилась. Получается, меня тянуло сюда вовсе не неуёмное желание узнать про фату, а нечто более серьёзное?
— Когда я вернулась, лесов было меньше, помнящих меня лисиц — тоже, — пояснила Ильинка. — А вот Калегосия уже раздвигала свои границы, но со всех сторон её теснили вампиры, эльфы, русалы, эйри, дикие ведьмы. Лисицы уходили вглубь леса, довольствуясь этим, а пространства становились более опасными. И я решила, что неплохо было бы превратить государство, в котором я собиралась жить вместе с детьми, в лабиринт нор, которые будут удерживать это место так, как норы прочих лисиц берегут лесные пространства.
Как зачарованная, я слушала эту историю, не замечая, что Бриен давно похрапывает в кресле. Наверное, о подобной опасности он и говорил, но это не было опасностью как таковой. Просто то, что говорила лиса, долго не мог выдержать человек. Даже такой могущественный маг, каким был Бриен.
А история была и впрямь увлекательной. Ильинка и сама истончилась, побывав в тюрьме, и детей родила совершенно уникальных. Вот и её норы вместо того, чтобы быть просто подземными тоннелями, становились сетью порталов, привязка которых была только к дому самой Ильинки, что возникал на месте очередного выхода портала как по волшебству. У сына было силы поменьше, да и сильное влияние отцовской холодной крови привело к тому, что на местах, где выходили его норы-порталы, неизменно появлялись кладбища.
— Подождите! — я ахнула. — Получается, это не он — сторож кладбищ, а они — сторожат порталы?
Госпожа Ильинка ненадолго задумалась.
— Получается, что так, — наконец произнесла она. — Земля там становится такая. Спокойная. Молчаливая. Люди не понимают, что именно они чуют, но они чуют.
Я кивнула. Это я понять могла.
Как оказалось, фата Эрис иначе отнеслась к приютившему их королевству. Она считала, что они могли бы и постараться вытащить её мать из лап рыб. И после возвращения из плена помочь ей заново устроиться. Она не желала слышать доводов, что лисы хранят память иначе, а людей, что могли помнить Ильинку, и вовсе уже не осталось. Её ненависть была нелогичной и страстной, и никакие увещания не помогали.
Пока Ильинка и её сын — я наконец-то узнала, что его зовут Эр, все силы тратили на то, чтобы обезопасить новую родину и её жителей от внешнего врага, Эрис бросила доставшийся ей дар на собственное могущество. Она возненавидела новую родину и оттого начала делать предсказания.
— Предсказания? — я потёрла виски. — Когда мы успели перепрыгнуть к предсказаниям?
— Предсказания — штука очень непростая, — терпеливо пояснила Ильинка. — Если они произнесены достаточно могущественным существом, уже неважно, имеет ли это существо возможности для ясновидения или нет. Люди сами поддаются этому предсказанию и начинают действовать в его рамках. Теряют выбор. Теряют свободу. Теряют всё. Вспомни сама эти предсказания.
Легко сказать «вспомни»! Я себя-то помню не всю! Но тем не менее, кое-что мне удалось вспомнить.
— Королям нельзя жениться по любви, — неуверенно произнесла я. — И государство Астарос создано по какому-то предсказанию, так?
Ильинка просияла, хотя глаза её оставались полными невыплаканных слёз.
— Именно так, — подтвердила она. — Сама посуди, Иссабелия, какой толк от нелюбящих друг друга королей и королев? А Астарос? Веками инквизиторы воевали с магами, сами являясь их близкими сородичами и страдая от влияния магии. Если уж так пошло, и магия плохо влияла на них, жили бы, отгородившись, а не топтали земли Калегосии!
Я присвистнула. Похоже, фата Эрис серьёзно взялась за дело.
— Других предсказателей нет, я правильно поняла? — всё же уточнила я.