Сердце девушки колотилось, как у зайчонка. Ей хотелось вырваться из чужих рук, отпрянуть, зашипеть дикой кошкой. Вцепиться ногтями негодяю в лицо.
Но она не делала ни того, ни другого. Только сжалась сильнее, сглатывая свою боль вместе с колючим комком.
Незнакомец шагнул в коридор, вынося ее из камеры, вынося из кошмара.
Отблеск света упал на его лицо. Суровое, испещренное страшными шрамами.
Ринка потрясенно уставилась на него, не в силах вздохнуть или крикнуть, не в силах отвести глаз.
Темная, дубленная ветрами и солнцем кожа. Плотно сжатые губы. Серебристый ежик волос над высоким лбом. Тяжелые надбровные дуги, под которыми прячутся глаза цвета черненого серебра.
В этих глазах плещется сумрак…
Ринка могла бы поклясться, что не знает этого человека. Что никогда не встречалась с ним. Всю свою жизнь она провела за стенами женского монастыря, куда ни разу не ступала нога мужчины.
И в то же время он показался смутно знакомым.
Опасно знакомым…
Словно черты его лица были высечены когда-то давно в недрах ее подсознания. Как силуэт на камее. А теперь вдруг напомнили о себе.
Почувствовав ее взгляд, он прищурился. И на миг ей показалось, что его зрачки сжались в два полумесяца. Но тут же вернулись в обычную форму.
Не человек!
Это знание перевернуло ее маленький мир. Впервые она видела перед собой представителя другой расы, хоть и слышала о них много раз.
И тогда она вспомнила, где могла его видеть.
Вспомнила, где встречала это лицо.
Он являлся к ней в детских снах. Так давно, что она и забыла…
Как же его зовут?.. Он ведь называл свое имя там, на ристалище…
Берг? Берт?
Брент…
О да, точно, Брент! Странное имя для того, кто представился эрлом. Слишком короткое.
Ринка пыталась сосредоточиться на мыслях о нежданном супруге, чтобы не слышать Герхарда. Тот, как привязанный, шел следом за ними, и его вкрадчивый голос ввинчивался в ее мозг раскаленным железом:
– Могу рекомендовать вам хороший постоялый двор с чистыми простынями. Не пристало благородному эрлу в брачную ночь кувыркаться на сене.
Ринка так и не поняла, что произошло. Но лицо ее нового мужа вдруг изменилось. Всего на секунду. Черты заострились, придавая ему устрашающий вид, в глазах вспыхнуло мрачное пламя.
Брент развернулся, держа ее на руках. Легко, словно она была перышком. Глянул на Герхарда так, что тот, побледнев, отшатнулся к стене.
Между ними было не меньше пяти шагов, но что-то заставило человека ощутить приступ паники.
– Я не нуждаюсь в советах, – произнес чужестранец ледяным тоном.
***
От угрозы, прозвучавшей в его словах, Герхард покрылся испариной. Внезапная слабость в ногах заставила опереться на стену. Страх – подспудный, животный, вылезший из глубин подсознания – накрыл его с головой, почти лишая рассудка.
– П-п-прошу п-п-прощения, эрл, – заблеял он, трясущейся рукой утирая лицо, – не хотел вас задеть…
Но Брент не слушал его. Жалкий человечишка был ему не интересен. Все, что волновало уркха – это хрупкое дрожащее тело в его руках.
Отступив, он уверенным шагом направился к выходу, прижимая к груди вожделенную добычу.
Ринка все это время лежала в его руках, сжавшись в комок, точно пичужка в руках птицелова. Маленькая, худенькая, с потухшим взглядом и скорбной складочкой, застывшей между бровей.
Она боялась его. Брент чувствовал ее страх, но в то же время чувствовал примешенное к нему любопытство. Определенно, девчонка узнала его. Только, что именно она вспомнила? И может ли помнить вообще?
Со дня их последней встречи прошло шестнадцать человеческих лет. Ничто для того, кто прожил уже пару сотен и должен прожить еще столько же. Но для юной девушки, чьи жилы наполовину заполнены жидкой людской кровью – это почти четверть века. Люди больше и не живут. И у людей короткая память, им свойственно все забывать…
Чего не скажешь о Первородных. Тех, кто населяли эти края задолго до того, как человек научился добывать огонь трением.
Те помнили все, начиная с момента рождения. А некоторые и больше. Например, у оркских шаманов и эльфийских друидов была отлично развита родовая память.
Вот и Брент помнил, что случилось тогда, в мельчайших подробностях. Так, словно это было вчера.
Он помнил высокие окна, за которыми опускался туман. И приглушенный свет магических светляков, застывших на стенах. Тела охранников, погибших в бою, и женщину, крючившуюся в луже крови. И двух мужчин, склонившихся над колыбелью.
Их тихие голоса:
– Она последняя, больше никого нет. Род Джиттинат прерван, да здравствует род Каламрис.
– Солнце не померкло, пока светит хоть один луч. В этом ребенке течет кровь Алиэрна.