Отец Эшлин, Каллен Винодел из семьи Муин, был истинным ши рода Ежевики – «тем, кто благословляет вино и хлеб, дом и сад». Из его рук выходили вещи, наделенные красотой и силой, – светильники, навевающие цветные добрые сны, поющие чаши, ларцы, открывающиеся лишь хозяину, ключи, прилетающие в руку. Он никогда не повышал голос, был мягок с детьми, ласков со зверями и птицами, никогда не ел мяса. А еще на все праздники ши именно он творил вино и умел создать вино радости, вино светлой печали, вино поэзии и вино памяти.
Это светлая ипостась Ежевики. Каллен Винодел воплощал ее в себе. Темная ипостась – дурман, изворотливость, коварство. Каллен радовался, что ни он, ни дети не знали искуса темной стороной, и не верил в мрачное предсказание над маленькой Эшлин. Судьбознатцы ошибаются тоже.
Такие, как Каллен, чаще всего выбирали невесту в семье Куэрт, Яблони, рода Боярышника. Улыбчивые красавицы, славящиеся почти белым золотом волос и здоровой полнотелостью, мастерицы яблочного сидра, умели исцелять больных и раненых и лечить раны самой земли. Или в семье Ур, Вереска, рода Вяза, рождавшей хрупких стремительных танцовщиц, голубоглазых, с бубенцами в иссиня-черных косах, на запястьях и щиколотках, смешливых и отважных хранительниц тайн меда, пчел и пустошей. Но нет. Он полюбил ту, что полюбил. Высокую, строгую и гордую Ройсин, дочь семьи Ньин, Ясеня, из рода Березы, дочь филида – говорителя закона и повелителя гейсов. Филиды ши чаще всего происходили из семьи Ньин.
Ройсин была безупречна. С ее прямой спиной, гладкой прической цвета теплой древесины, запахом розовой воды, которой она умывалась и ополаскивала волосы и которую готовила сама. Она редко смеялась, редко выходила из себя, редко, но тепло и заслуженно хвалила детей, ничего не забывала и считала страх дурной привычкой.
Были ли родители счастливы? Вино отцу удавалось всегда. Паттераны матери – тоже. Они не говорили о счастье. Они творили мир вокруг, и этот мир был красивым, теплым и счастливым.
В составе паттерана нельзя ошибиться – иначе крупное оскорбление придется заглаживать годами. Основа его должна соответствовать положению гостя, оплетка – вежливости принимающей стороны. Можно добавить что-то свое, не от семьи, от себя, но это чуть излишняя искренность – выражение личного отношения.
Легенды ши полнились сюжетами о паттеранах. О том, как предупредил героя о коварном враге спрятанный среди торжественного мирта аконит – «опасность», как расстроил свадьбу развернутый вниз фиалковый – «отвергнутая любовь» – букетик в венке из омелы. А был бы развернут вверх – ничего бы не случилось, «отданная и разделенная любовь».
Эшлин наблюдала, как легкий вьюнок оплетает дубовые листья, подчиняясь почти незаметным движениям пальцев. Мать выждала немного и продолжила:
– Я понимаю, что клятвы надо блюсти. Но старейшины не зря говорят, что есть случаи, когда разрешены послабления, если клятва приносит страдания твоей семье. Достань свой Кристалл, девочка. Я разрешаю.
Эшлин вздрогнула, когда мать, отложив готовый паттеран на льняную скатерть, провела пальцем по черной обсидиановой шкатулке, стоявшей неподалеку, на возвышении. В такие на время клали Кристаллы тяжело провинившихся ши – обсидиан полностью перекрывал связь между Кристаллом и его хозяином. Ши мог сделать это и сам, добровольно беря наказание за известный ему проступок. Именно этот обычай помог Эшлин скрыть, что Кристалла у нее больше нет. Родители легко поверили, что упрямая и гордая дочь решила сама себя наказать за что-то, о чем не хочет рассказывать.
Ненависть к необходимости врать помогала врать уверенно.
– Нет. Это трусость, – нахмурилась Эшлин, сжимая кулаки. – Если ты дал клятву чего-то не делать, ты не сделаешь этого и перед лицом смерти. Иначе к чему такие обеты?
– Есть важное для твоего клана, девочка, – мать подхватила две незабудки, веточку березы и стебель наперстянки, раздумывая, каким образом будет лучше их соединить.
– Я справлюсь так, – легко выглядеть решительной, но сложно быть ею, когда внутри все сжимается, а слова, которые ты повторяешь, сливаются в одно, будто заклинание – мама, неоткрывайнеоткрывайнеоткрывай…
Откроет – и увидит, что Кристалла нет. И что тогда?
– Это опасно не только для тебя, но и для Мэдью, – голос матери стал звонче, наперстянка под ее руками хрустнула, теряя несколько цветков в нижней части.
– Скажешь, что я не удержу Кристалл те мгновения, которые полагаются?