Я этот момент не очень поняла, но переспрашивать не решилась. Сирик с Теодором начали спорить, сколько тысяч лет назад это было, и я, воспользовавшись случаем, слиняла из гостиной. Там они меня обучали обращению с веером…
О, это была отдельная трагедия и боль. В этом мире веер — это не просто обмахиваться, если стало душно. Нет. Это азбука Морзе. Это тайный разговорник секретных агентов. Ведь каждый палец, и его положение на веере, каждый взмах, вообще любое движение — что-то означало.
Несёшь сложенным? Готова к лёгкому флирту. Несёшь сложенным, но пальцы чуть выше — ищешь любовника. Открыла и взмахнула три раза с интервалов в половину секунды? Не помню, что значит, если честно. Веер я выкинула, а скелетам сказала, что пойду без него. Ну его… а то закажу случайно покушение на первого мессира.
Того самого, кто должен заверить моё родство со Стефаном на балу, к которому меня усиленно готовят.
— Алина, ты готова продолжать? — привлёк моё внимание главный мучитель и теоретический будущий отец. Или кем он там мне будет приходиться…
— Слушай, а может ну их, эти танцы? — поднявшись на ноги, я стряхнула с брюк невидимые пылинки. — Как веер. Обойдёмся…
— Это бал! — не дал мне договорить Стефан, зло посмотрев в сторону ехидно посмеивающегося Сирика. — Как можно пойти на бал и не танцевать?
— Скажи спасибо, что она приборами умеет пользоваться, — посоветовал ему Сирик. — На фуршете не опозорит.
— И на балу не опозорю, — показала я ему язык. — С чего вы вообще взяли, что меня пригласят танцевать?
— Ты красива, — мгновенно отозвался Стефан. — Стройна. Волосы есть. Глаза большие. Фигура, если мне не изменяет память, тоже в пределах стандартов.
— Спасибо. Наверное, — поблагодарила, так и не поняв, это был комплимент или нет.
— И потом, ты придёшь со мной, — продолжал заваливать меня аргументами Стефан. — Только идиот решит не воспользоваться моментом и не попытаться понравиться тебе.
— Да, Алина, танцуй, — согласился с ним Сирик.
Стефан время терять не стал и щёлкнув пальцами, поманил к нам своего учителя. Он перестал кружиться в одиночестве по залу и бодро потопал к нам.
— У тебя всё получится, — подбодрил меня Стефан.
— Или нет, — объективно вторил ему Сирик. — Но облажаешься на балу с полным осознанием, что сделала всё, что смогла.
— Вот… спасибо, — в тон ответила ему, игнорируя поданную руку «учителя». Мужик в костюме и тыквой вместо головы вызывал у меня лишь ассоциации с фильмами ужасов, но никак не с желанием вальсировать до потери сознания. — А может ты просто на балу не разрешишь мне ни с кем танцевать? — предприняла я последнюю попытку избавить себя от мучений.
— На каком основании? — нахмурился Стефан.
— Так ты отец, — я пожала плечами. — Или кто ты там мне будешь?
— Пра, пра, пра, пра… — задумавшись, он молчал около минуты. — Предок.
— Ну вот. На правах предка, — улыбнулась я. — Мол, не достоин никто танца с твоей… потомкой.
— Котомкой, — заржал Сирик. Правда, когда приступ его веселья прошёл, дополнил: — Так-то она права. Только потомкой её не называй.
— Наследница, — кивнул Стефан и щёлкнул пальцами.
А я не сдержала радостного возгласа, когда «учитель танцев» исчез, повинуясь воле своего создателя.
21
— А эта? — Сирик протянул Стефану какие-то пожелтевшие от времени бумаги.
— Нет, — мельком взглянув на них, скелет начал искать дальше.
Я же удобно устроилась в кресле и пила чай, наблюдая за созданием моей родословной. Вернее, за прямой веткой от Стефана до меня. И честное слово — зрелище было впечатляющим. Особенно рассуждения скелетов.
— Мало девок у тебя было. Мало, — причитал Сирик, неодобрительно качая черепушкой.
Я чуть чаем не подавилась. После имени тридцатой девушки, которая в теории могла родить от Стефана, я сбилась со счета. Мало… а сколько же тогда «много»?
— Согласен, — горько вздохнул мой без пяти минут предок. — Я был слишком погружен в магию и изучение новых граней своих возможностей. Не до любовных проказ было.
— О, прекрасная леди Оливиента! — протянул Теодор, перелистывая бумаги. — Я помню эту озорную чаровницу. Как-то даже был приглашен к ним на ужин. Её матушка около часа жаловалась на своего супруга и его вспыхнувшую тягу к искусству. Музицировал он отвратительно, стоит признать. Но не сдавался, продолжая на каждом рауте мучить всех присутствующих своими этюдами. Рисовал он ещё хуже. Помню, однажды…