— Знаю, — тяжело дыша, отозвался Рейвин и опустил меч.
— Я же говорил, он славный воин, — воскликнул Хэнред. — А еще неплохо играет сейг.
— Хорошо, хорошо. Я соглашаюсь с радостью принять твою присягу. И будет комната для вас с… братом.
Асмунд с готовностью опустился на колени, поставил меч перед собой и почтительно склонил голову. Старого наречия и традиционных вассальных формул он не знал, поэтому принес присягу на родном языке.
Вечером два лорда и Асмунд, сын Арлобора, пили вместе и играли в сейг серебряными монетами, причем старик Хэнред, как всегда, проигрался в пух и прах. Поскольку Крианса к ним не пустили, тот коротал свое время с Лейлис, рассказывая ей про Вантер.
— Там есть хранилище, где больше трех сотен мечей из настоящей вантерской стали. У всех лордов сейчас не больше пятидесяти таких, и еще столько же лежат в склепах. Вантерцы говорят, что хранят их для великой войны перед концом света, поэтому никому не продают. А мне вот, подарили, — он достал и показал Лейлис кинжал с фигурной рукоятью, украшенной маленькими черными камешками и эмалью.
— Какая красота, — молодая женщина искренне восхитилась ювелирной частью изделия. — Будешь теперь носить?
— Ты что… — протянул Крианс с досадой на ее невнимательность. — Он же женский. Жене своей подарю.
Лейлис не удержалась, усмехнулась. Упоминание о женитьбе из уст девятилетнего ребенка показалось ей забавным.
— Я хочу жениться, как только получу меч, — угрюмо подтвердил Крианс. — Это будет уже скоро.
— Тебе одиноко, — поняла Лейлис. — Мне тоже бывает одиноко.
— У тебя есть Рейвин.
— Мне он муж, а тебе — брат. Он у нас обоих есть.
— Теперь у него будет новый друг, Асмунд.
— А ты мог бы подружиться с его братом. Правда, говорят, он не может говорить… но все равно с ним, наверное, можно как-то найти общий язык.
— Может он говорить, — ответил Крианс. — И дружить я с ним не буду. И вообще это не «он», а девчонка. Потому и из Вантера их прогнали. Только не рассказывай никому, это их секрет.
— Хорошо, не буду, — согласилась Лейлис.
И Крианс с жестокой прямолинейностью, сам того не понимая, сказал ей очень обидные слова:
— Если бы ты уже родила сына, я бы тогда с ним подружился. А так ведь не с кем.
Лейлис переживала, что никак не может понести. Правда, никто ее не торопил и не упрекал, но она знала — династии нужны наследники, причем как можно скорее, ведь пройдет еще около пятнадцати лет, прежде чем они станут полноправными представителями рода.
Пару лет назад, в своем родном доме в Долине, еще не понимая толком, что и как происходит между мужчиной и женщиной, Лейлис вычитала, что деторождение зависит от благословения богов. Высшим проявлением милости Ноэраты считалось, если девушка зачала в первую брачную ночь — такой союз объявлялся благословенным свыше, а первенец — счастливым ребенком. Если же беременность не наступала в первый полный год брака, то проблему решали молитвами, жертвоприношениями или просто разводом. Вот только единственное божество Севера ко всем просьбам оставалось глухо, и предлагать ему подарки и жертвы было бесполезно.
В Фэренгхолде Лейлис говорила об этом с леди Малмфрид, которая, несмотря на то, что сама была бездетна, казалась довольно сведущей в подобных вопросах. Та научила высчитывать благоприятные для зачатия дни, но сказала, что проблема, верно, в юном возрасте и чрезмерной худобе.
«Вы обе слишком тощие, — сказала она. — От этого ты не можешь понести, а Айрис не хочет мужчин».
«Так что же делать?» — спросила Лейлис.
«Кушать хорошо, спать со своим мужем и не волноваться».
Это звучало так естественно и просто, но почему же не получалось? Лейлис боялась того момента, когда лорд Рейвин начнет упрекать ее в неспособности зачать дитя. Пока он еще ни разу не заговаривал об этой проблеме, но что будет, когда пройдет год, или два, или три года, а наследник так и не появится?
«Если все время думать о плохом, ничего не получится», — в очередной раз говорила себе Лейлис.
Была середина января, третий день бушевала метель, и люди сонно жались у очагов и печек, даже не выглядывая наружу. Леди Эстергар принимала ванну в маленькой купальне, где для нее наполнили горячей водой бадью и приготовили все необходимое, но с мраморными бассейнами Фэренгхолда это было не сравнить.
— Там пять больших бассейнов, и вода в них горячая летом и зимой, ее не нужно ни набирать, ни греть, она поступает сама по тоннелям внутри скалы. Было бы замечательно, если бы здесь было так же, — мечтательно рассказывала Лейлис прислуживающей ей Шилле. — Ты меня слушаешь?
— Слушаю, госпожа, — так же рассеянно ответила та.
— Хочешь тоже искупаться? Залезай, пока вода не остыла. Нет? Тогда полей мне на волосы, — Лейлис собрала волосы на затылке и зажмурила глаза.
Шилла подняла кадку с густо пахнущим травами и хвоей отваром, вдруг показавшуюся слишком тяжелой, но не удержала в руках, опрокинув на себя. Немного отвара выплеснулось Лейлис на плечо, остальное вылилось на покрытый высушенной осокой каменный пол.
— Да что с тобой такое?! Вечно все валится из рук… — разозлилась Лейлис, но продолжить не успела, потому что Шилла скорчилась, хватаясь за живот, и со стоном повалилась на мокрый пол.
— Эй, что с тобой? — Лейлис с неожиданной для самой себя ловкостью выбралась из бадьи, упала на колени рядом со служанкой, пытаясь перевернуть ее на спину. — Тебе плохо? Посмотри на меня, Шилла! Эй, кто-нибудь, сюда!
Шилла стонала и держалась за низ живота, так что Лейлис с трудом смогла отвести ее руки, чтобы понять, где болит. Распутывая пояс ее передника, Лейлис на ощупь поняла, в чем дело. Она замерла. До дрожи в руках сжала мокрую холщовую ткань передника, не сдержавшись, со злости хлестнула им Шиллу по лицу и отбросила в сторону, как тряпку. Что-то стукнулось об пол, но Лейлис не заметила. Она выпрямилась и продолжила звать на помощь.
Лекарь пришел через несколько минут. Он вообще был человеком строгим и исполнительным, хотя и в общении неприятным. Когда он вошел, Лейлис сидела в углу, завернувшись в широкую белую простынь поверх мокрой сорочки. Врач ничего не сказал по поводу ее неподобающего вида, сразу обратил внимание к Шилле, все еще лежащей на полу.
— Что с ней? — спросил он.
— Смотрите сами, — ответила Лейлис.
Лекарь переложил Шиллу на лавку, ощупал ей живот, не обращая внимания на плач и протесты, задрал ей юбки и силой раздвинул ноги.
— Не надо, нет! Не трогайте меня! — простонала служанка, толком уже не осознавая, что происходит.
— Говорить это надо было раньше и не мне, — кисло усмехнулся он и повернулся к госпоже: — Кровотечения нет. Ребенок все еще держится, где ему положено. Если это изменится — позовите.
— Так это не выкидыш? Она не скинет ребенка? — взволнованно спросила Лейлис.
— Или скинет, или нет. Третьего, как известно, не дано.
Леди Эстергар безмерно раздражали реплики такого рода.
— Вы врач. Вы можете сказать, что происходит с моей служанкой и чем это грозит?
— Я хирург, а не повитуха.
Лейлис вскипела окончательно. В тот момент она злилась так, как не могла от себя ожидать. Она поднялась со своего места, продолжая удерживать простыню вокруг груди.
— Повторите это еще раз и станете повитухой, а на мои вопросы будет отвечать новый лекарь.
Он медленно выпрямился, окинул ее — неодетую, с мокрыми спутавшимися волосами — оценивающим взглядом с головы до ног. Лекарь был на пятнадцать лет старше ее, на пять дюймов выше, а среди его предков в пятом поколении было несколько лордов. Еще немного раньше, до Фэренгхолда, или если бы она не была теперь в таком волнении и гневе, Лейлис бы смутилась, отвела взгляд и обратилась бы к нему в более мягком тоне. Но она злилась, и поэтому у мужчины не возникло сомнений в том, что она действительно может выполнить угрозу. Он медленно склонил голову, в очередной раз натолкнув леди Эстергар на мысль, что чем больше она старается походить на свою предшественницу, тем больше ее уважают. Читай на Книгоед.нет