Когда первые лучи коснулись подоконника, Оба уже выпила первую чашку кофе и священнодействовала над раскалённой плитой. В огромной сковороде пеклись тапиоковые блинчики, в серебристой ёмкости дожидалось перетёртое фасолевое тесто. Коралловая, присыпанная ароматным песком специй груда пожаренных креветок высилась в керамической миске. Испечённые на скорую руку сладкие пирожки с жойябадой[10] остывали на огромном противне. Большой кофейник был полон. Оба знала: и пяти минут не пройдёт, как кто-нибудь…
– Эй, Обинья! Обинья! У тебя ещё закрыто? – У кромки тротуара перед рестораном затормозила красная «тойота». Из-за руля выбралась Йанса[11] – тёмная мулатка лет двадцати семи в джинсах и камуфляжной майке – худощавая, мускулистая, с небольшой крепкой грудью. Длинные, собранные в хвост афрокосички Йанса были унизаны красными и коричневыми терере[12]. Жёлтые, как у ягуара, глаза бывшего сержанта мотопехотного корпуса «Планалто» смотрели сумрачно.
– Закрыто, но кофе уже готов, – свесившись в окно, улыбнулась Оба. – Я знаю, ты любишь горячий, так что поднимайся сюда!
– Чем у тебя воняет? – спросила Йанса, едва перешагнув порог кухни.
– Что-то сгорело? – ужаснулась Оба, машинально оглядываясь на плиту.
– Это не еда. – Йанса снова потянула носом. – Это аше[13]! Что ты вытворяла здесь ночью?
– Ничего… – Оба запнулась. Йанса бросила на неё короткий взгляд. Поставив посреди кухни стул, по-мужски оседлала его и приказала:
– Рассказывай, Обинья.
…– Ты говорила о своих снах полковнику? – медленно спросила Йанса, когда Оба умолкла.
– Нет, Огун ничего не знает. Незачем волновать его по пустякам.
– «Пустякам»? – подняла брови Йанса. Рубиновая капелька в крыле её носа угрожающе блеснула. – Да дона Энграсия в гробу бы перевернулась, если бы услышала это! Родная бабка приходит к ней раз за разом – а эта курица лишь отмахивается: «Пустяки»! Где уважение? В конце концов, ты ориша, или нет?! Только в снах мы видим судьбу! Только в снах открывается наше ори[14]! И как ещё прикажешь эгунам[15] говорить с тобой? Почему я должна тебе в шесть утра объяснять элементарные вещи?! Та-ак… Где этот проклятый шкаф? Ты хотя бы заглянула в него?
– Нет, – удручённо созналась Оба. – Я боялась.
Йанса встала и решительно двинулась к дверям.
– Подожди! Я с тобой! Йанса, может быть… Может, лучше не надо?
– Если боишься, принеси мне автомат из машины!
– Никакой пальбы в моём ресторане! – всполошилась Оба. – У меня приличное заведение! Ты распугаешь всех клиентов! И вообще, сколько можно возить с собой «узи»? Тебя знает вся Баия, ты мастер капоэйры[16], кто рискнёт напасть на тебя?
– Это же Бротас, Обинья, здесь всё может быть… – Голос Йанса доносился уже с лестницы. Оба вздохнула и поплелась следом, на всякий случай прикоснувшись к ритуальному ножу Огуна, висевшему на стене.
В золотистом луче света, падающем в слуховое окно, плясали пылинки. Пахло сыростью. На потолке, прямо над шкафом, темнело влажное, заросшее лишайниками пятно.
– Крыша потекла? – поморщилась Йанса.
– Эта зима такая дождливая, – вздохнула Оба. – А дом совсем старый! Я всё время подставляю тазы, но почти не помогает.
– Так скажи парням, пусть починят! Иначе когда-нибудь вас с полковником зальёт прямо в постели! – Йанса шагнула к шкафу. Сейчас, в солнечном свете, он выглядел невинно и безобидно, как обычный чердачный хлам. Йанса не задумываясь дёрнула на себя ветхую дверцу – и прямо на неё с паническим писком вылетела дюжина летучих мышей.
– Обинья, окно!
Оба толкнула створки. Мыши долго и бестолково кружились под самой крышей, натыкаясь на опутанные паутиной балки, но в конце концов одна за другой скрылись за окном. Нырнув в пахнущее гнилью нутро шкафа, Йанса методично извлекла наружу нескольких гекконов, двух глазастых лягушек, раздувшуюся от негодования жабу с кирпич величиной и целую колонию пальмовых жуков. Последними шкаф покинула злющая чета богомолов. Йанса, смахнув с косичек паутину, выпрямилась и пожала плечами.
– Но здесь же ничего больше нет! Взгляни сама! Та-ак… а это что такое? Фу, какая мерзость… Тебе нужна эта рухлядь, или выкинем?
Оба изумлённо приняла из рук Йанса влажный свёрток, в котором едва угадывались пёстрые, покрытые плесенью, почерневшие от времени и сырости нити. Отвалившись, со стуком упала на пол проржавевшая пряжка, – и Оба вспомнила!
11
Йанса – ориша ветров и ураганов, также хозяйка эгунов – духов мёртвых. Одна из жён Шанго.