— Если моя память и твое сходство не обманывают меня, мы вместе завтракали в Шоле. Почему это с той поры я не видел его в рядах республиканской армии?
Бланш чувствовала, что силы покидают ее; острый взор Дельмара следил за все увеличивающимся смущением Бланш, и она готова была упасть под его взглядом, когда он отвернулся к Марсо.
При виде его задрожал в свою очередь и Марсо. Молодой генерал судорожно сжимал эфес своей шпаги. Лицо представителя народа сейчас же приняло свое обычное выражение; казалось, он совсем забыл, о чем только что разговаривал, и, взяв Марсо под руку, он отвел его в оконную нишу, стал рассуждать с ним о существующем положении вещей в Вандее и сообщил ему, что он приехал в Нант, чтобы условиться с Каррье о новых мерах репрессий, необходимых ввиду не прекращающейся смуты. Он сказал также, что генерал Дюма был отозван в Париж, затем, оставив его, он с улыбкой и поклоном прошел мимо кресла, на которое упала Бланш, когда ее оставил Марсо.
Два часа спустя Марсо получил приказ немедленно присоединиться к восточной армии и вступить там в командование своей бригадой.
Этот неожиданный и внезапный приказ удивил его; он не без основания думал, что между этим приказом и только что происшедшею сценой существовала какая-то связь, так как срок его отпуска кончался только через пятнадцать дней. Он побежал к Дельмару, чтобы добиться у него разъяснений, но после свидания с Каррье Дельмар тотчас же уехал.
Надо было повиноваться, колебаться — значит потерять все. В эту эпоху генералы были подчинены власти представителей народа, посланных конвентом, и, если их неопытность была причиною нескольких неудач, то немало побед было одержано только благодаря альтернативе, которая стояла перед военачальниками: победить или сложить свою голову на эшафоте.
Марсо был около Бланш, когда получил роковой приказ. Ошеломленный этим неожиданным ударом, он не имел мужества объявить ей о своем отъезде, оставлявшем ее одинокой и беззащитной в городе, где ежедневно проливалась кровь ее единомышленников. Она заметила его беспокойство и, победив свою застенчивость, приблизилась к нему с тревожным взглядом любящей женщины, которая знает, что она имеет право спрашивать, и которая спрашивает. Марсо показал ей только что полученный приказ. Едва кинув на него взгляд, Бланш поняла, какой опасности подвергается ее покровитель, в случае отказа в повиновении; сердце ее разрывалось на части, но, тем не менее, она нашла силы торопить его с отъездом. Женщины в большей степени обладают известного рода твердостью, потому что у них она зависит еще от стыдливости. Марсо печально посмотрел на нее.
— И вы также, Бланш, — сказал он, — вы велите мне ехать? И, действительно, — продолжал он, поднимаясь и как бы рассуждая сам с собой, — кто может заставить меня поверить в противное. Безумец! Когда я думал об отъезде, мне несколько раз казалось, что он вызовет слезы и сожаление.
И большими шагами он зашагал по комнате.
— Глупец! Сожаления, слезы! Как будто я не безразличен для нее!
Обернувшись, он встретился лицом к лицу с Бланш; две крупные слезы катились по щекам безмолвной молодой девушки, грудь которой вздымалась от рыданий. В свою очередь Марсо почувствовал на глазах слезы.
— О, простите меня! — воскликнул он. — Простите меня, Бланш! Но я ужасно несчастлив, а несчастье вызывает недоверие. Бывая постоянно около вас, мне казалось, что моя жизнь смешалась с вашей. А как отделить ваши часы от моих, ваши дни от моих дней? Я забыл обо всем; я думал, что так будет продолжаться вечность. О, несчастный, несчастный! Я грезил и теперь я проснулся. Бланш, — более спокойно, но еще более печальным голосом прибавил он, — война, которую мы ведем, жестока и убийственна, и может статься, что мы никогда не увидимся более!
С этими словами он взял зарыдавшую Бланш за руку.
— О, обещайте же мне, если я погибну, пораженный вдали от вас… Бланш, у меня всегда было предчувствие, что жизнь моя продлится недолго, обещайте мне, что вы изредка будете вспоминать меня в мыслях, что мое имя, хоть во сне, будет у вас на устах, а я обещаю вам, Бланш, что если перед смертью у меня будет время произнести одно только слово, этим словом будет ваше имя.
Слезы душили Бланш, но ее взоры выражали тысячи гораздо более нежных обещаний, чем у нее просил Марсо. Одной рукой она сжала руку Марсо, а другой указала ему на алую розу, украшавшую ее голову.
— Всегда, навек! — пролепетала она и упала в обморок.
На крики Марсо прибежали мать и сестры. Молодой генерал думал, что Бланш умерла, и кинулся к ее ногам. Любовь, страх и надежда — все перепуталось в нем. Солдат был не кто иной, как ребенок.