— Вы разочаровываете меня, мистер Панджоу, — заговорил капитан Хамблби, — по-моему, вы еще не поняли, сколько стоит эта девчонка.
Панджоу отпустил запястье Фауны. Она терла покрасневшее место, со страхом наблюдая, как судовладелец достает из кармана позолоченную табакерку, большим пальцем засовывает в каждую ноздрю по щепотке нюхательного табака, а затем оглушительно чихает.
— Эта вонь доконала меня, — пробормотал он. — Приведите девчонку в вашу каюту, капитан.
Первый помощник приблизился к Фауне и тихо, ласково сказал ей:
— Иди, милочка, делай, как говорят эти джентльмены. Так будет лучше для тебя.
Внезапно она осознала своим детским умом, что ее вот-вот разлучат с последним другом. Ей не очень нравился мистер О’Салливан, но по крайней мере он кормил ее, не очень обижал, да и вообще стал единственным близким человеком в этом чужом, пугающем мире, куда судьба так безжалостно забросила ее.
С жалобным воплем она бросилась к первому помощнику.
— Фауна останется с тобой! Она не пойдет с ними! — закричала девочка с ужасным акцентом, но понять ее английский все-таки было можно.
Бородач закашлялся от смущения и поверх детской головки глянул на остальных участников сцены. Капитан выругался сквозь зубы. Глаза мистера Панджоу злобно прищурились. Он медленно подошел к девочке, внезапным движением вцепился в прядь золотисто-рыжих волос и притянул Фауну к себе, приговаривая:
— Мерзкая девчонка, у меня ты научишься, как повиноваться тем, кто владеет твоим телом и душой!
Девочка вертелась и вырывалась, но мистер Панджоу крепко держал ее за волосы, и ей становилось все больней, казалось, что снимают скальп. Дикий инстинкт проснулся в ней, усилившись от страха и ненависти к этим людям, она резко нагнулась и изо всех сил укусила обидчика за большой палец.
Мистер Панджоу издал громкий вопль. Его лицо сначала побелело, затем побагровело от ярости. Он быстро обвязал укушенный палец носовым платком. Мистер О’Салливан затаил дыхание, вспомнив о ходящих по всему Бристолю слухах относительно вспыльчивого и крутого нрава мистера Панджоу. Не так давно разразился шумный скандал, когда он пришиб своего слугу только за то, что тот случайно пролил вино на его новый, украшенный цветочным узором атласный сюртук.
Пылая от стыда, какого он не помнил с самого детства, первый помощник перекрестился, увидев реакцию мистера Панджоу на дерзость Фауны. Длинными ухоженными пальцами Панджоу сорвал с девочки саронг, прикрывавший хрупкое тело, схватил трость и хлестал несчастную по спине до тех пор, пока на нежной коже цвета белой магнолии не выступили ярко-красные полосы. Фауна пронзительно кричала от невыносимой боли. Мистер О’Салливан закрыл руками уши. Даже Сэмюэль Хамблби наблюдал за этим садистским зрелищем скорее угрюмо, чем с удовольствием. Каюта наполнилась резкими звуками рассекающей воздух трости и воплями избиваемого ребенка. Обезумев от страха и боли, девочка вырывалась, пытаясь увернуться от ужасных побоев. Наконец мистер Панджоу устал и, похоже, успокоился. Отбросив трость в угол каюты, он смахнул воображаемую пылинку со своего украшенного вышивкой манжета и, вытерев пот со лба, поправил чуть сбившийся набок парик.
— Вот так-то вот, моя тигровая кошечка, теперь ты отучишься кусаться, как дикое животное, — медленно проговорил он. — А сейчас живо поднимайся и ступай за мной.
С этими словами он направился к двери.
Капитан Хамблби удалился в свою каюту, снедаемый мрачной мыслью, что могущественный судовладелец находится в сквернейшем настроении и что он, Хамблби, видимо, уже не получит за квартеронку тех больших денег, на которые он рассчитывал.
А Фауна лежала ничком на полу, содрогаясь от боли, горя и стыда. Она была унижена, гордость ее сломлена. О’Салливан, проклиная на чем свет стоит мистера Панджоу, поднял девочку, заботливо укутал ее в саронг и понес в капитанскую каюту. Он все сильнее сожалел о случившемся, понимая, что для нее было бы лучше никогда больше не встречаться с Руфусом Панджоу.
Фауна, лежа на руках первого помощника и ощущая тяжелый чесночный запах из его рта, боролась с тошнотой. И снова повторяла в отчаянии:
— О дедушка… Дедушка!