Рюзгяр разжал пальчики и с интересом уставился жёлто-зелёными, как у папы Дженка, глазёнками на насекомое, сидящее на ладошке.
— Мама! Спой ей песенку, чтобы она улетела на небо и исполнила моё желание! Спой, мама! — теребил он Джемре, дергая за юбку.
Джемре весело рассмеялась и запела детскую песенку божьей коровке. Кадир внезапно изменился в лице.
— Ты замечательно поёшь, Джемре. Я не знал, что у тебя такой голос… — пробормотал он растерянно.
— Спасибо! Я очень люблю петь, — Джемре, улыбаясь, развернулась к нему и испуганно охнула, — господин Кадир, что с вами?
— Ничего, ничего… Просто жарко. Это всё давление… Старый я уже… Сколько тебе лет, Джемре? — задал он неожиданный вопрос.
— Двадцать восемь. А что?
— Вот! Будет за пятьдесят, как мне, — узнаешь тогда. Я пойду выпью водички холодной.
— Проводить вас?
— Не надо. Я уже знаю, где у вас тут кухня.
Кадир поднялся со своего места и медленно направился к дому.
Только выпив два стакана ледяной воды, Кадир почувствовал себя немного лучше. Глядя на Джемре и Рюзгяра, он вдруг вспомнил собственное детство, свою маму, которая так же, как и сейчас Джемре, пела песенки своему сыночку. У неё был такой чудесный грудной голос, прямо как…
Мысли кружились в голове, и Кадир всё больше укреплялся в своих подозрениях. В дверях появилась Сехер, но увидев бывшего возлюбленного развернулась, чтобы уйти.
— Сехер, постой! — окликнул её Кадир. — Ты избегаешь меня?
— Мне просто не о чем с тобой говорить, господин Кадир, — приостановилась Сехер. — Если только сказать «спасибо» за моего сына. Не знаю, что ты там сделал, но Дженк сказал, что ты помог…
— А больше ничего сказать мне не хочешь?
— Нет! — отрезала Сехер, и вновь хотела было покинуть кухню, но опять остановилась, услышав слова Кадира, брошенные ей в спину.
— Джемре — моя дочь. Ведь так?
Сехер обернулась.
— С чего ты взял? Конечно, нет!
— Неужели? Не ври мне! — Кадир не был уверен до конца, но решил пойти ва-банк, потому что иначе получить признания не удалось бы.
Лицо Сехер перекосило от гнева и обиды, глаза загорелись недобрым огнём, и она в сердцах бросила ему:
— Не ты её отец! Йылмаз был ей настоящим отцом. Если бы не он, не было бы никакой Джемре и никакой Сехер тоже бы не было! — она двинулась на мужчину.
Вся скопившаяся обида внезапно получила выход, вылившись в резкие слова, но выкрикнув их в лицо человеку, нанесшему ей когда-то удар прямо в сердце, Сехер внезапно оставили силы. Она тяжело опустилась на стул и, закрыв лицо руками, залилась слезами. Напряжение предыдущих недель сказалось на её нервной системе и, начав плакать, она уже никак не могла остановиться. У Кадира сжалось сердце, когда он увидел её рыдания. Опустившись перед возлюбленной на колено, он обнял и прижал её к своей груди. Сехер не отстранилась, но и не обняла его в ответ, а просто уткнув нос в мужское плечо, продолжала всхлипывать.
— Почему ты бросил меня? — прорывалось у неё между рыданий, — ты знаешь, что со мной было? Я чуть не умерла…
— Я не знал! Клянусь, я ничего не знал! Мне пришлось срочно уехать, но через три месяца я бы вернулся. Я написал тебе письмо…
— Какое ещё письмо? Не получала я никакого письма…
— Я оставил Йылмазу… А потом, когда мать написала, что ты вышла вдруг за него замуж и что вы с ним всегда меня обманывали — я решил не возвращаться…
Сехер отодвинулась и внимательно смотрела ему в лицо сквозь слезы.
— Я не получала письма… А Йылмаз сказал, что ты уехал насовсем… И когда открылось, что я беременна, отец выгнал меня из дома… Я хотела утопиться в колодце… Но Йылмаз взял меня за руку… И сделал своей женой, несмотря на то, что я носила под сердцем Джемре…
— Что ты сказала? — на пороге кухни стояла Джемре, которая, заволновавшись за Кадира, пошла посмотреть всё ли с ним в порядке.
Услышав конец разговора, она недоуменно переводила взгляд с матери на Кадира и обратно. Сехер, увидев дочь, с ещё большей силой залилась слезами.
***
Дарио вернулся в Стамбул накануне дня рождения Дженка. В конце мая погода стояла прекрасная — припекало солнышко, и в воздухе носились ароматы буйно цветущих растений, а вместе с ними радостное летнее настроение.
Усадьба Карачаев кипела, словно улей. Дамла затеяла большую подготовку ко дню рождения любимого брата, собираясь отметить его как в старые добрые времена, когда устраивались шумные приёмы с приглашением кучи гостей. Отговорить её от этого мероприятия не представлялось возможным и, хоть Дженк не особо желал столь многолюдного торжества, оказалось, что его мнение по данному вопросу никого не интересует. Джемре, лишь мило улыбнувшись, сказала ему:
— Ну, Дженк, родной, не будь занудой!
И с энтузиазмом взялась помогать золовке.
Было нанято несколько дизайнеров и организаторов, заказано более тысячи приглашений, а уж выбор кондитеров для изготовления праздничного торта происходил по типу кастинга актеров в сериал года.
За несколько дней перед знаменательным событием Дамла развила бурную деятельность, постоянно вися на телефоне и зорко наблюдая за украшением сада и дома, стараясь не упустить ни одной мелочи. На празднование тридцать третьего дня рождения шефа были приглашены все сотрудники офиса, а также партнеры и директора филиалов холдинга. Ударить в грязь лицом было никак нельзя.
Утром за день до мероприятия все семейство собралось в гостиной. Дарио, только что вернувшийся из Италии, вполголоса разговаривал с Дженком у камина. Джемре пролистывала отпечатанные приглашения перед отправкой, и внезапно ее взгляд зацепился за одно из имен — Элиф Туран.
— Дженк, а кто это — Элиф Туран? — подняла она глаза на мужа.
Дженк, отвлекшись от разговора, обернулся.
— Ты ее не знаешь, это новый партнер из Анкары.
— Из Анкары? — задумчиво повторила Джемре.
Ей припомнился разговор с Барышем, когда он сказал, что его жена уехала в Анкару поднимать бизнес отца, доставшийся ей по наследству. «Неужели это просто совпадение? — пронеслось в голове Джемре. — Ну, хорошо, скоро все выяснится».
— Дженк, ты вроде хотел приглашение доктору Турану сам отвезти? У тебя же сегодня назначен прием, ты не забыл? — хитро прищурилась Джемре.
— Не забыл я, не забыл, — проворчал Дженк, — твой друг такой же дотошный, как и ты. Забудешь про него!
Джемре рассмеялась и, чмокнув мужа в щеку, вручила ему приглашение, предназначенное для Барыша.
— Мы теперь в четыре глаза будем следить за твоим здоровьем.
Дженк только закатил глаза, а Дар усмехнулся:
— Ты в надежных руках, брат. Теперь я спокоен.
Подождав пока Джемре отошла обратно к столу, Дарио продолжил говорить:
— Для моего досточтимого дяди Бруно был конечно шок, что я оказался жив, но и у меня случился шок, когда я увидел, насколько он обрадовался. Честно говоря, ни за что бы не подумал — он, по-моему, аж прослезился.
Дженк блеснул весёлой улыбкой:
— Я что ты удивился, ты ж теперь единственный его родственник. Неохота человеку на старости лет оставаться совсем одному — это же естественно.
— Естественно-то, естественно… Но для жёсткого отца итальянской мафии он оказался слишком чувствителен к родственным узам.
— Что же теперь? Ты вернёшься в Италию?
— Вернусь. Поедем с Дамлой и Джо на Сицилию, но только после рождения моей дочери.
— Не подумай, что я тебе не доверяю, но когда стоит вопрос о безопасности моей сестренки… — Дженк, не закончив фразу, многозначительно кивнул в сторону Дамлы, присоединившейся к Джемре за разглядыванием приглашений.
Но Дарио прекрасно понял, что он хотел спросить.
— Будь спокоен брат, я не стану потомственным Крестным отцом. В мои планы входит только легальный бизнес, и дяде Бруно придётся уважать моё решение, если он не хочет лишиться последних отпрысков семьи. Тут я как скала.
Дженк удовлетворённо кивнул.
— Какие новости об Анжелике? — немного помолчав, спросил Дар.
— Я всё сделал, как договорились. Она поправляет свои нервы на водах… Подальше от Стамбула.