— Прекрати! — Марс вцепился в плечи друга всеми пальцами, позабыв, что у того болит рана.
Таранис зашипел от боли, и это отрезвило Марса.
— Прости.
— Забыли. Успокоился?
— Да.
— Сиди и жди ее спокойно. Ей твое утешение понадобится, а не сцены ревности. Хочешь поревновать, так ревнуй меня к Луцилле, она ж не тебя в конце концов выбрала для постоянных встреч.
Марс расширенными глазами посмотрел на друга:
— А врач?
— Вот тебе и ответ. Рениту я люблю, как ты свою Гайю. А Луцилла? Все мы тут что-то делаем не по своей воле. Думать-то о хорошем даже в этот момент никто не запрещал.
И он побрел в валентрудий, чувствуя, что поднять рук почти не может.
Рениту он застал заплаканной и усталой, снова в серой хламиде и с убранными под туго завязанное покрывало волосами.
— Любимая, что случилось? — он хотел ее обнять, но с трудом сомкнул руки на ее талии.
— Ты как? — она бросилась его осматривать и ощупывать. — Болит?
Он прикрыл ресницы, не в силах лгать, но и не желая ей жаловаться.
— Ложись, — она показала ему на стол. — Ты же мылся уже?
Он кивнул и легко запрыгнул на прохладный мрамор.
— Что ты собралась делать? Ран же нет. Я старался поберечься, чтобы не нагружать тебя работой.
Она вздохнула:
— Вульфрик тоже старался. Не нагружать меня работой. Он опять троих убил. Насмерть.
— Что поделать. Это арена. Мы все убиваем друг друга там.
— Он наслаждается, — прошептала со слезами в голосе Ренита, поливая его теплым маслом, от которого тут же поплыл запах укропа и чеснока.
Таранис закрыл глаза и впитывал каждой клеточкой тела прикосновения ее рук, бережно растирающих его саднящую грудь, уносящих боль и усталость. Он чувствовал, как руки скользят все увереннее, спускаются все ниже, и провалился в глубокий и спокойный сон — ему снились дубовые рощи его родины.
Рагнар, стараясь держаться ровно, несмотря на стянувшие кожу крепкие нитки, вошел в одни из гостевых покоев. Сердце его глухо колотилось в груди от волнения — он сам не определился, хочет ли увидеть сейчас Юлию.
— Ты жив? — девочка бросилась к нему с широко распахнутыми глазами.
— Как видишь, — усмехнулся он. — А вот ты опять зачем здесь?!
— Увидела, как тебя ранили. И не могла успокоиться. Хотела увидеть тебя.
— Спасибо. И чем займемся? — он не решался присесть при ней, чтобы не выдать себя неловким движением или вырвавшимся стоном.
Но девочка, которая и так видела все с трибун, была обеспокоена не на шутку, и это его удивляло — даже его мать так не беспокоилась и о его более серьезных ранах. Как-то не было принято у его народа, чтобы мужчина оказывался слабым. То, что он здесь вынужден был безропотно принимать помощь Рениты, сначала выбивало его из колеи, постепенно принял это как еще одну неприятную неизбежность лудуса. Гайя — это было совсем другое: в походах его воины его дружины не полагались на целителей, а умели и помогали друг другу сами.
И вот теперь он был в очередной раз озадачен этой девочкой — что она добивается?
— Тебе очень больно? — она легко коснулась пальчиками его туго забинтованного торса.
— Нет. С чего ты взяла, что вообще может быть больно?
Она призадумалась и посмотрела на него совершенно детским наивным взглядом:
— Знаешь, а мне больно даже палец иголкой уколоть. Или когда плетешь венок из троянды…
Он взял ее пальчики своими руками и удивился тому, какими тонкими и прозрачными они показались на его широких, иссеченных шрамами и покрытых мозолями ладонях.
— Разве такие ручки можно колоть хоть иголками, хоть шипами? — и он коснулся губами кончиков ее пальцев.
Юлия перевела дыхание — она и сама не заметила, как перестала дышать, едва он коснулся ее рук своими, такими жесткими на ощупь и такими нежными.
— Мне все же не спокойно на душе, — она оставила его вопрос без ответа, напряженно взглядываясь в его лицо своими широко распахнутыми глазами. — Тебе не тяжело стоять? Может, ты присядешь? Или ты хочешь лечь?
Он качнул головой, отбрасывая за плечи свои длинные светлые волосы, и все же решился ее обнять:
— Для чего ты сегодня пришла снова? Ну что я буду с тобой делать?
— Ничего, — прошептала она еле слышно. — Наверное, я пойду.
И вдруг спохватилась:
— А тебе не попадет, что я так быстро уйду? Вдруг они решат, что ты мне не угодил? Побьют?
Он пожал плечами — обсуждать с Юлией такие вещи соврешенно не хотелось, да и будут ли наказывать, Рагнар и правда не знал. На самом деле ему хотелось после тяжелого боя и какой-никакой кровопотери завалиться хоть на кучу соломы в камере, хоть на эту пышную постель с кучей подушек, и просто выспаться.