Выбрать главу

Он вспомнил, что она ему торопливо рассказала про племянницу командира — и он еще подивился, как же повезло Юлии, что она не нарвалась на обычного обитателя лудуса, который был бы раз бездумно отработать деньги, полученные ланистой, а себе оставить невинное удовольствие забавы с девственницей.

Он содрогнулся — Гайя была девственна, и сомнений у него в том не было. Если только…

В ушах зазвенел голос Тараниса: «Если бы сам ее взял, а не только целовался бы по углам». Мужчина не заметил, как меч выпал из его руки и воткнулся в песок.

— Я тебя победил! — радостно вскрикнул Вариний.

А Марс посмотрел на него невидящим взором, словно не понимая, кто это вообще рядом с ним и чем они заняты.

— Гайя, да погоди ты, — Рагнар своими ладонями накрыл ее руку, терзающую туго затянутый вокруг торса и через плечо широкий бинт, прижимающий другую, поврежденную, плотно к телу. Со стороны показалось, что он обнимает ее.

— И я не договорил, — так, как будто ничего не произошло, продолжил наставник. — Этот человек, тот, который с хорошим мечом, он вовсе не старый, а спину держит как-то странно, то ли горбится, то ли болит она у него. А если болит, то зачем ему такой меч, он же с ним не совладает.

Гайя затихла, впитывая каждое слово наставника. Образ рождался в ее голове, всплывал в памяти — и она невольно взрогнула.

— Погоди, а волосы? Какого цвета, не заметил?

— У него плащ был наброшен на голову, и капюшон закрывал пол-лица.

— А походка?

— Торопливая, даже суетливая, — наставник прищурился. — У нас про таких говорили, что как будто кур воровал.

Рагнар подавил короткий смешок.

— Знаешь, а было кое-что. Он капюшон-то свой поправил, а на руке, на левой… Или на правой? Нет, на левой. Точно, на левой руке нет двух пальцев в середине.

Гайя втянула воздух через плотно сжатые зубы — она вспомнила того, кто подходил под это описание.

* * *

…Мерзавец Публий пришел в их когорту уже в Риме, причем не успев отслужить в маршевом легионе. Его отец, даже не патриций по присхождению, а самый обычный ростовщик, сделавший свое богатство на умелой торговле рабами, а после переключившийся на «более чистое» дело, сумел каким-то образом обеспечить своему сыну не только спокойную службу в столице, но и подсуетился пристроить в новое подразделение.

— У нас тут масса новых возможностей! — разглагольстовал среди новых товарищей Публий, являя собой настоящий образец молодого офицера римской армии.

Красивый, ухоженный, подтянутый и всегда улыбающийся, он выгодно отличался на парадных построениях от большинства воинов только сформированной когорты спекулаториев — еще не отмывшихся от въевшегося годами полевого загар, не привыкших к тому, что есть под боком водопровод и горячая ванна, не умеющих спать двумя глазами и видеть сладкие сны. Их глаза смотрели настроженно, с привычным прищуром — не показались ли вражьи всадники там, на краю пустини или горного перевала, не крадется ли враг лесной тропой? А Публий смотрел на мир, впитывая все новые впечатления и умело отыскивая самое теплое и удобное место под солнцем. Он щеголял отличной строевой выправкой — но, стоило Гайе отвести свою центурию на несколько миль от города к Помптинским болотам, и нарядный красавчик Публий, не стесняясь, стал проклинать черную липкую грязь, комаров, отсутствие дороги и обеда.

Гайя тогда впервые столкнулась с подобным явлением, и не знала, как себя вести. В недоумении поглядывали на своего товарища и остальные воины — все уже закаленные боями мужчины, в своих прежних подразделениях в остновном занимавшиеся разведкой и участвовавшие в сложных боевых операциях. Для них такой выход за пределы городских стен, подальше от душного императорского дворца, был настоящей радостью, а заодно и возможностью ощутить всю полноту жизни своими натренированными телами, пробежать по бездорожью, развернуться цепью в мелколесье — словом, вновь окунуться в привычные дела.

И такое повторилось несколько раз: великолепно выглядящий на посту в импрераторском дворце или в других местах, где появлялся цезарь — в Сенате, на Форуме, в Большом Цирке — Публий терялся там, где надо было приложить физические усилия, проявить инициативу или просто измазаться. Ему не нравилось проверять вместе с урбанариями чердаки и подвалы, спускаться в подземные коммуникации — зато он с удовольствием отправлялся наводить порядок на какой-нибудь храмовой церемонии, которых в Риме проводилось бессчетное множество. И никогда не отказывался от угощения, которое после окончания праздников от щедорот и из элементарного чувства благодарности за тихо и спокойно прошедший день предлагали жрецы тем, кто обеспечивал их безопасность — нарядам урбанариев и преторианцев.