Ренита лежала на камнях, отползая к стене все дальше, хотя и некуда было — она уже вжалась в камень. И думала о том, чтобы Гайя, которую она узнала, уцелела бы в этой схватке. Она понимала, что кричать сейчас — только отвлечь свою защитницу. Если охрана и надсмотрщик не среагировали за все те мгновения, которые длилась ее возня с насильниками и схватка с ними Гайи — значит, они или мертвы, или пьяны, потому что празднуют благополучное и выгодное завершение сегодняшних игр.
Она удивилась циничности промелькнувшей мысли — если Гайю тяжело ранят, она просто не сможет сама дотащить ее до валентрудия…
Но вот Гайя, о чем-то пошептавшись с последним оставшимся в живых мучжиной, скрученным ею так, что он не мог пошевелиться, резко и коротко резанула его по горлу, приподнявшись над ним на коленях и приподняв его за волосы.
Покончив с непрошенными гостями и выдернув из трупов свои шпильки, Гайя подскочила к ней, принимая по-прежнему съежившуюся и дрожащую, забившуюся в темный угол за водоразборник:
— Ты кто еще тут?
А в ответ раздалось уже привычное:
— Ты не ранена?
— Ренита?! Как ты вообще тут оказалась?
— На обход пошла…
— Вставай!
— Не могу…
— Что с тобой? Ты-то сама цела? — Гайя наспех ощупала руки и ноги не переставшей трястись Рениты. — Вроде цела.
Та кивнула:
— Но не могу… Сил нет…
— Эх, — сокрушенно вздохнула Гайя, подхватывая ее на руки.
Разорванные вконец тряпки соскользнули, и на руках у Гайи оказалось совершенно голое, худое и легкое женское тело, жалкое в своей безвольности. Она прикинула, куда же ее нести — даже в валентрудии придется пронести ее, голую, мимо мужчин, которые наверняка проснутся от звука открываемой двери.
Она прикинула, надо ли закричать и вызвать охрану — все произошедшее скрыть было бы невозможно. Окровавленные шпильки она так и держала с ладони — их бы ополоснуть в водоразборнике, пока кровь не вьелась в плотную древесину, но руки были заняты Ренитой.
И вдруг еще одни быстрые шаги — блеснуло в поднимающихся проблесках рассвета, наступающего неумолимо с каждым мгновением, еще одно обнаженное тело, пересеченное у плеч белыми полосами.
— Таранис? — окликнула она кельта, узнав сразу по развевающимся длинным черным волосам.
Он подскочил к ней, внимательно глядя на ее окровавленный хитон и заляпанные кровью ноги до бедер:
— Цела? Обе целы? Ренита, милая! Как ты?
Он подхватил женщину из рук Гайи и прижал к себе. И вот тут загрохотали кальцеи охраны…
Выметнувшиеся из-за угла охранники и надсмотрщик остановились как вкопанные — и было от чего. Четыре трупа, окровавленная рыжая гладиаторша и две голые фигуры, достойные статуи на фронтоне храма Афродиты…
Разбирательства длились долго — потому что охрана действительно прозевала все на свете, обрадовавшись отсутсвию ланисты. И все создавшиеся проблемы свалились на плечи поднятого из кровати помощника — он явился босой и всклокоченный, долго ругался с надсмотрщиком и принюхивался к нему.
Наконец, распорядился трупы сложить в кучу на рогожу у стены и накрыть рогожей, а двор вокруг вымыть, чтобы не осталось никаких следов.
— Наверное, надо вызвать урбанариев, — робко предложил надсмотрщик.
— Да? А это кто?! — гневно указал на перепуганных и смущенных охранников помощник ланисты. — Фавны?!
— Ну, тогда преторианцев.
Гайя подумала, что это самая здравая идея во всей истории и понадеялась, что так и будет, а там уж сообразят прислать ее ребят. И когда будут снимать показания, она сумеет заодно и передать ценные сведения, которы наваливались, как клубок пыли на сонный кусок упавшего фрукта.
Но помощник ланисты, вопреки всякому здравому смыслу, начал вкрадчиво выговаривать охране:
— Конечно. Спекулаториев. Вот они и обрадуются тому, что вы тут напились на смене. Так что давайте, ребята, разбираться сами. Отвезем в Эсквилинские ямы.
— А патруль? — уныло протянул надсмотрщик, которому и предстояло сопровождать скорбный груз.
— А что патруль? Так и скажем, что наши после боев померли. А эта голозадая, — он кивнул в ту сторону, куда Таранис унес Рениту. — Эта нам и подпишет все документы.