Эйприл заметила, что Марк Феррерс и Джессика направляются к ним, и приветливо улыбнулась своему соотечественнику. Ему ничего не оставалось, кроме как пригласить ее на танец, и она быстро шепнула Родриго:
— Воспользуйтесь случаем! Я отвлеку Марка от Констанции… на какое-то время, по крайней мере!
Заметив, как нахмурился дон Карлос при виде стоящего рядом с ней Марка, Эйприл вновь лучезарно улыбнулась англичанину. Она даже позволила ему — задолго до окончания танца — увлечь ее на террасу, и в спокойном и безмятежном лунном свете, окруженные со всех сторон покачивающимися кипарисами, они исчезли в глубине гостиничного сада.
— Bay! — воскликнул Марк, когда они оказались так далеко от гостиницы, что не были видны огни танцевальной залы. Он попытался ослабить воротничок и вытер лицо шелковым носовым платком. — Эта девушка, Констанция, по сокрушительности своего обаяния может сравняться сразу с несколькими испанскими женщинами — особенно в этом возрасте, когда она напоминает спелый фрукт, качающийся на ветке! — но я понял, что ее обаяния хватает ненадолго. Вы… — и он взглянул на пушистую темную головку Эйприл, почти касающуюся его плеча, — слава богу, вы англичанка и не ждете, что я влюблюсь в вас. Не то, чтобы я не смог влюбиться в вас, — признался он, — но не в такой день! Честно говоря, все эти экскурсии… да еще с вашим благородным женихом, который так учтив и заботлив! Когда я езжу осматривать достопримечательности, то восхищаюсь только тем, что мне нравится, и желательно в одиночестве, а не в такой компании!
— Я знаю. — Эйприл присела на белую садовую скамью и расправила складки своего розового платья, которое выглядело бледным, словно крылышки мотылька в лунном свете. — Точнее сказать, я понимаю, что вы имеете в виду, ведь вы художник.
— А вы, хотя и не художница, но действуете чрезвычайно успокоительно.
Он присел рядом с ней на скамейку.
— Думаю, вы разделяете мое восхищение. Я, как, наверное, каждый художник, чувствую потребность нарисовать все это!
Они продолжали беседовать о мавританском искусстве, хотя прошло уже довольно много времени с тех пор, как они ушли из гостиницы. Со стороны казалось, что Эйприл с чрезвычайным вниманием выслушивает каждую фразу, произнесенную Феррерсом, но на самом деле она думала о Родриго. Она видела, как он уводит Констанцию куда-то вглубь сада, и решила, что Родриго поступил правильно.
Дон Карлос должен впасть в ярость — и, без сомнения, это случится, когда он обнаружит, что они затеяли, — но в тот момент Эйприл казалось, что у него нет никакого права сердиться, так как Констанция — всего лишь его воспитанница, а Родриго любит ее. Она все равно должна выйти замуж когда-нибудь, почему же не за Родриго, который так очарователен и дружелюбен и к тому же так привязан к ней?
Тут Эйприл почувствовала легкий приступ раскаяния, поскольку у нее не было ни малейшего права вмешиваться в дела дона Карлоса и поощрять неповиновение его воспитанницы у него за спиной. Но ей тут же пришло на ум, что дон Карлос, будучи обрученным, не имеет никакого права выказывать свою ревность по отношению к каждому мужчине, который приближается к Констанции, а она была совершенно уверена в том, что это именно ревность, неприкрытая и примитивная, — и чувство неловкости тут же исчезло. Эйприл почувствовала твердую уверенность, что действует на благо Констанции.
Девушка хочет узнать мир вокруг себя, она хочет быть свободной. А если дон Карлос сам мечтает жениться на ней, почему он не сделал ей предложения, вместо того, чтобы делать его ей, Эйприл? Почему он не дождался семнадцатилетия Констанции и не попросил выйти за него замуж, не усложняя при этом жизнь других людей… впечатлительных людей, вроде нее самой, ведь она никогда не перестанет отчаянно любить его!
Он любит Констанцию! А до Констанции он любил ее мать. Все это вполне естественно. Эйприл чувствовала себя брошенной, одинокой, у нее ныло сердце, когда она рассеянно слушала, как Марк Феррерс восторгается по поводу красот Гранады. Она машинально отвечала ему, а про себя говорила; «Будет лучше всего, если я уеду прямо сейчас, и как можно быстрее. Сеньора Кортес предложила мне выход!» — но, услышав позади себя резкий голос дона Карлоса, она виновато вскочила и повернулась к нему.