50
Шипы от терновника врезались в шею, до крови царапнув руки и заставив хрипло вдохнуть, чувствуя, как с пальцев спадает град тёмный бордовых капель. Перед глазами на пару долгих мгновений всё померкло, и рот наполнил металлический привкус, заставив согнуться и закашлять, тут же чувствуя врезающиеся в грудь шипы. Успокойся! Иначе это никогда не закончится…
Хрипло вобрав в тревожно поднимающуюся грудь сладковатого воздуха, я с силой выпрямилась, сидя на холодной земле и взирая на раскинувшийся впереди лес. Пугающий, страшный, кольями вздымающийся в небо, и чуть ли не пронзающий белую жемчужину луны. Я вспомнила этот лет. Эту ночь. И судьбу, которую сама тогда избрала.
…Своё желанье ты исполни,
И посмотри в глаза врагу…
Неужели эти слова про тот самый момент из моей жизни? Момент, который я бы хотела изменить, прокручивая его сотни раз в голове? А заглянуть в глаза врагу… на той полянке была змея, я это ясно помню. Так неужели мне надо туда?
Осторожно поднявшись с холодной земли и отдёрнув платье, я неуверенно ступила на словно вымощенную из лунного света тропинку, на негнущихся ногах идя вперёд, через этот лес воспоминаний. И видя впереди призрачную тень самой себя, ещё ребёнка, что с замиранием сердца шёл вперёд, оглядываясь по сторонам и не зная, что именно ему придётся сделать. На что пойти, что бы остаться нормальным.
Я шла тенью, скользя вперёд и стирая с губ кровь, чувствуя, как весь ворот и плчи уже намокли, а позади и вовсе плетётся дорожка из тёмных рубиновых капель. Боль немного притупилась, но это только сейчас. Вскоре она вспыхнет ещё сильнее, и невозможно будет даже продохнуть.
Над головой каркнул и пронёсся ворон, обронив вороное перо, легко лизнувшее плечо и застрявшее в терновых иголках. Лес памяти жил, и благодаря нему жило то страшное воспоминание, к которому я неумолимо приближалась. Шаг за шаг, ощущая на своём лице помимо ветра свежую кровь, что путалась в волосах, и спадала на плечи и руки вместо слёз. Их ещё рано было проливать.
Тропинка впереди раздваивалась, и призрак воспоминания свернул направо, пройдя буквально пару десятков метров, прежде чем застыть на небольшой полянке, полностью залитой лунным светом. Тёмно–синяя трава казалась серебряной, а вот валун в центре и вовсе чёрным, но как я и догадывалась, вытесанным из цельного куска обсидиана. Только сейчас, подойдя к нему ближе и присмотревшись, я заметила вырезанные кем–то затейливые узоры, и настолько старинные руны, что даже Светлое Искусство не помогло их прочитать.
А призрак воспоминания тем временем взобрался на камень, с интересом в больших жёлтых глазах оглядывая стоящие у края поляны величавые сосны, и на круглую луну, что серебрила и без того светлые волосы. Наверное, я бы и просидела так до утра в тот раз, но вновь это шипение, и тихий треск листьев и травы. Даже сейчас я вздрогнула, оторвав пальцы от ледяного камня и оглядевшись. Где же гнездо?
Шипение раздавалось под самим камнем, но сдвинуть его было невозможно. Оставалось одно – применить чары.
Перед глазами вспыхнула зелёная руна, и валун затрещал. Множество трещин прошлось по чёрному гладкому камню, ломая древние письмена и узоры, заставляя осыпаться его мелкой крошкой и являя уходящую в живую тьму бездонную дыру. Именно оттуда доносилось шипение сотни тысяч змей, что грелись под лунным светом, наверняка недовольно поглядывая на нарушившую их покой особу.
Сглотнув, я взглянула на опустевшую поляну, и в мыслях эхом раздался отрывок из стихотворения. Надо заглянуть своему страху в глаза, а этот страх является главным врагом. Змеи. Те, кого я на всю жизнь возненавидела из–за «поломанной» судьбы, но иного выхода просто не оставалось.
Присев напротив дыры, я тяжело вдохнула прохладного ночного воздуха, прежде чем спрыгнуть вниз, во тьму, и тут же приземлиться на деревянный пол кухни. В нос ударил пряный запах специй, цветов на жёлтом старом подоконнике и извечного хозяйственного мыла. Осторожно выпрямившись, я удивлённо огляделась. Однако, какое знакомое место…
Кухня была маленькой, да и располагалась в старой двухкомнатной квартире с трещинами на стенах и жёлтыми пятнами на потолке. Даже было как–то странно вновь очутиться тут спустя чуть ли не десять лет. Из–за постоянных училищ я даже забыла, как же пахнет родной дом. Тут мне быть ещё четыре года, а после собственная комната с мягкой простынёй сменится на холодный, еле оттапливаемый корпус с пятью кроватями в одной спальне и набитыми чуть ли не камнями подушками.
Кухня, почти исчезнувшая из воспоминаний, вновь ясной картиной предстала перед глазами: вымощенная голубой плиткой стена с духовкой, старые жёлтые шкафчики и белый советский холодильник, на котором красовались магниты. В притык к окну стоял чёрный стол, накрытый цветастой скатертью с пластмассовым держателям для пёстрых розовых салфеток. На старом стуле, чья одна ножка была короче других трёх, сидел призрак ребёнка. Светлые волосы заплетены в два неровных хвостика, а в руке мелькает синий мелок, что–то царапающий на листе бумаги. У плиты же, плавно помешивая суп железной поварёшкой, стояла мать. Высокая и когда–то красивая женщина. Стройность сменилась жуткой худобой, и вся одежда на ней буквально висела мешком. Под серыми впалыми глазами залегли чёрные тени, а губы потрескались, являя засохшую корку крови.