Губы матери дрогнули, и я уже приготовилась к гневным крикам, но вместо этого на них появилась слабая, никуда не годная улыбка, и осторожно притянув к себе дочку, она дрожащей рукой погладила её по мягким волосам.
– Это я… должна просить прощения… – одними губами произнесла она, так, что разобрала только я одна. – Прости… прости, милая, за всё…
Глаза почему–то защипало, и не взирая на впившиеся в руки шипы, я вытерла скатившуюся с щеки слезу, вдруг почувствовав себя до ужаса одиноко. Всё это время, прячась за красочными ширмами, я придумывала тот самый идеальный мир, который был бы у меня, найди я этот треклятый камень, а в итоге счастье было за моей спиной. Счастье было там, где я порой забывала посмотреть. И искала его совершенно не там, где надо.
Откуда–то из–за стенки донеслись обрывки песни, что легла за основу этого странного фрагмента из моей жизни, который я все эти годы пыталась забыть как страшный сон:
– Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой… В комнате с белым потолком, с правом на надежду…
– Прощай, мама… – одними губами прошептала я, смотря, как бледнеет картина перед глазами, подобно старой фотографии, попавшей в огонь и вспыхнувшей жёлтыми разводами в уголках. – Я… я прощаю тебя… надеюсь, что и ты меня… тоже.
51
Это было странное воспоминание. Наверное, странным оно казалось потому, что я его просто не помнила в своей жизни. Но частью сознания знала – оно было. Но произошло ещё задолго до моего перерождения, тогда, когда мир только начал зарождаться, и когда Тёмное Искусство готово было захлестнуть меня, Светлое.
Раскрыв глаза, я чуть не задохнулась от свежего воздуха, что ветром ласкал лицо, заставляя вспыхнувшие серебром волосы, подобно шлейфу, развеваться позади длинной сверкающей полосой. Кроме тернового венца, сжимающего шею, руки и украшающего голову, на мне больше ничего не было. Хотя, нет… было лёгкое, словно сотканное из прозрачного облака, платье, украшенное жемчужными перьями на плечах и спине.
Дышалось так легко, словно терновник не сковывал шею, заставляя кровь окрашивать белую кожу и одежду, и сверкая алыми бусинами на волосах.
Я стояла на самом краю скалы, смотря на новый для меня мир, развернувшийся под ногами, и не могла налюбоваться им. Там, за хребтами гор далеко впереди, виднелось охваченное заревом небо, но встающего золотого диска солнца я так и не увидела. Некоторые звёзды до сих пор сверкали на тёмном небосклоне, поражая одним своим видом и заставляя подолгу так стоять, запрокинув голову и вглядываясь в небосвод.
А потом вдруг захотелось спуститься к самой воде, и не раздумывая ни на миг, я легко шагнула вперёд, но не упала, спускаясь прямо по воздуху к блестевшему внизу зеркалу озера. Белоснежные волосы длинной нитью взвились за моей спиной, напоминая мягкие облака наверху, до которых если я и хотела дотронуться, то вряд ли бы достала.
Весь берег оказался усыпан тёмными плоскими камешками, которые лениво облизывала прохладная вода, боязливо коснувшись голых стоп и тут же замерев. Осторожно присев, я коснулась пальцами ровной глади, и множество кругов тут же расползлось дальше, заставив удивлённо моргнуть и непонятно чему улыбнуться.
Мне было всё в новинку. В новинку смотреть на этот новый мир, лицезря то, что никогда раньше не видел, и ещё не зная, зачем именно ты создан на этом свете. И такое странное, терпкое чувство одиночества вдруг заставило вздрогнуть и почувствовать, как шипы терновника полоснули шею, оставив тёмные капли крови на сухих ветках, что спустя пару секунд расцвели, вновь явив изумрудные листья и небольшие ягодки.
Иголки больше не царапали кожу, и шрамы медленно затянулись, оставив еле заметные следы, от которых вряд ли можно будет избавиться.
С неба вдруг сорвалась звезда, прорезав рассветный небосклон и бесшумно упав прямо в озеро, от чего прозрачные воды испуганно всколыхнулись, в надежде лизнув босые стопы. Круги на воде ещё долго взволнованно ходили туда–сюда, пока не успокоились, и всё вновь погрузилось в минутную тишину. Как стайка пузырьков поднялась со дна ровно в том месте, где упала звезда, и чёрная тень вынырнула из воды, смертоносной тучей повиснув над озером и вглядываясь в меня, замершую у берега. А я в свою очередь не могла оторвать взгляда от странного создания.
Тьма всколыхнулась, и вновь припала к озеру, начав собираться во что–то высокое, что не спеша шло в мою сторону, оставляя после себя рябь и шлейф из живого мрака. Метр, второй, третий, и у бесформенного создания уже можно было различить полупрозрачные руки и ноги, а после и вовсе туловище и голову с постепенно проявляющимся лицом. Словно невидимый автор доделывал своё произведение передо мной, стараясь показать его во всей красе прежде, чем оно сойдёт на берег и встанет напротив меня.