Глаза как назло защипало, стоило только выйти на холод ночи, и закусив до самой крови губу, я спустилась со ступеней, не спеша обогнув фонтан и застыв напротив статуи, вдруг поняв, кого она изображает. И от этого стало так мерзко, так противно, что не став даже восхищаться идеально сделанной фигурой из камня, я зашагала дальше.
И всё же стоило только выйти за ворота, как с подбородка сорвалось что–то холодное, и до жути солёное. И эта уже была не кровь. Кровь не капает с глаз, и кровь не разрывает на части сердце, сжимая его до этого в железных тисках.
Коснувшись груди и сжав дрожащими пальцами кольцо, я с силой перевела дыхание, вскинув голову и прежде чем закрыть веками глаза, успела заметить по истине громадную жёлтую луну. Дрожь пронзила плечи, а над головой негромко зашуршали тяжёлые ветки, когда под подошвой вместо асфальта захрустели мелкие тёмные камни и галька.
Заставив себя раскрыть глаза, я с упавшим сердцем взглянула на чёрный зев пещеры, ощутив позади шёпот елей и сосен, а над головой мириады звёзд. Карпаты. Я снова тут, словно в страшном сне, вдруг решившем стать реальностью. И всё же выбора не было.
Сглотнув, я осторожно шагнула вперёд, ощутив знакомую сырость и мрак, что спустя пару десятков метров сменились на изумрудно–белые огни в чёрных мраморных чашах, дающие призрачное тепло. Шершавые своды туннеля переменились на ровные чёрные плиты с позолоченными капителями и неясными гобеленами на стенах. И стоило только кинуть на них взгляд, как в мысли закрадывалось лишь одно название картин на полотнах: змеиная свадьба. И ничего больше.
Холод ночи остался за спиной, и почему–то стало невыносимо душно, даже сердце отчаянно сжалась, пытаясь насытиться несуществующей прохладой. И что бы хоть как–то стало полегче, я скинула с себя чёрную меховую накидку и длинные перчатки, оголив испещрённые в белых линиях плечи и руки. И стало немного полегче.
Вытерев ладонью влажные щёки, я осторожно взглянула на блестевшие от воды пальцы с тёмными бордовыми разводами, и дыхание вновь перехватило. Еле заставив себя отвести взгляд, я поражённо замерла, чувствуя в ногах странную слабость.
Коридор на этом обрывался, заканчиваясь белой аркой с вырезанными на ней змеями, переходя в громадный (тот самый!) зал из чёрного оникса, с высоким тёмно–малахитовым потолком и хрустальными, словно светящимися изнутри серебряным призрачным светом, колоннами в виде громадных змей. А у стен всё так же стекала, наполняя зал еле слышимым пением, вода. Но если тогда я особо и не приглядывалась, то сегодня почему–то старалась запомнить это место в мельчайших подробностях, видя всё больше деталей, которые не заметила в тот раз.
Оказывается, напротив стены со спадающей водой, расположился полукруглый фонтан, словно застрявший в стене, с белыми бортиками и ракушками, откуда стекала прохладная вода из подземного родника. А напротив коридора, где я так и стояла, не решаясь войти в зал, на укрытом тьмой постаменте из больших плит ступеней, возвышался трон. Настоящий, из горного хрусталя, что еле заметно сверкал в свете редких чаш с изумрудным огнём.
Сглотнув, я осторожно ступила на широкую лестницу, и стук от каблуков тут же гулким эхом прошёлся по залу. Словно бой часов. И от этого мурашки пробежались по коже. Захотелось даже развернуться и уйти, но я уже знала, что спасительного коридора позади просто нет. Там стена. Холодная чёрная стена, и выйти отсюда уже невозможно.
Пересиливая дрожь и тот самый страх, что испытала в этом месте, я заставила себя ступить на холодный пол зала, сверкающий в свете изумрудного огня, и оглядеться. Никого. Никто не сидел на троне с усмешкой победителя на губах, никто не полз в темноте стен, шурша многочисленными мелкими чешуйками. Я была тут одна, из последних сил пытаясь заметить хоть какой–то призрачный взгляд со стороны.
Точно так же было и в первый раз. Он появился из неоткуда, хотя я готова была поспорить, что в зале никого нет. И наверняка появится так же.
Обняв себя за дрожащие плечи, я молча прошла к фонтану, чья вода тускло сияла нежно–голубым светом в полутьме, и аккуратно присев на холодный бортик, коснулась дрожащими пальцами ребристой глади. И сразу стало как–то спокойно. Словно кто–то избавился от груза с моих плеч, дав даже свободно продохнуть и вдруг заслышать позади шаги. Именно шаги, а не тихий треск чешуи о камни, или тот самый хрустальный перезвон.
Поднявшись с холодного бортика на негнущихся ногах, чувствуя, как тяжелеет кольцо на груди, я вскинула голову, и кудри волос лизнули плечи и открытую шею.