Казалось, тишина между нами разрывала сознание.
25
Молчание давило на плечи. Хотелось как можно скорее разрушить его, или уйти как можно дальше, покинув каменные стены зала и вдохнуть запахи ночных Карпат. Услышать шум листвы над головой, треск камней и веток под ногами, заслышать тихое уханье совы и журчание далёкого ручья. Хотелось именно этого. А не стоять напротив того, кто скрывался в сгущающейся вокруг тьме, от которой даже изумрудные языки пламени гасли, да тихо трещали угли.
Дрожащие пальцы нащупали запястье и тяжёлый браслет с неясной окантовкой на нём, что тускло мерцал серебром в этой тьме. Он был велик мне, и в любой момент мог с глухим стуком, что огласил бы зал, упасть на мраморный пол. Но почему–то держался, словно выжидая, что кто–то из нас первым нарушит тишину.
– Ты, наверное, рад, что браслет наконец–то вернулся туда, где ему и место? – разрушив тишину, негромко произнесла я, слыша собственный дрожащий голос и отчаянно понимая, что какой бы сильной не казалась самой себе – перед этим существом невольно чувствуешь себя беззащитным. Даже если ты и вооружён до зубов. – Забирай.
Стиснув в холодных пальцах браслет, я с силой заставила себя протянуть руку к Змею, чувствуя на себе его изучающий взгляд лазурно–малахитовых глаз с серебристыми песчинками. И почему–то желая слышать ответ. Хоть что–то, а не это молчание, которое убивало ещё теплившуюся во мне надежду. Надежду заслышать хотя бы дыхание, но ничего не было, лишь словно сотканная из тьмы рука, что поймала браслет и сжала в длинных тёмных пальцах, прежде чем вновь исчезнуть.
– Отпусти меня, – сглотнув, чуть ли не прошептала я.
– Нет, – голос эхом прошёлся по залу, заставив прикрыть веками глаза и заслышать тихий стук собственного сердца. – Я дал тебе время… оно закончилось.
– И ты думаешь, мне его хватило? – голос предательски дрогнул, и прикусив язык, я заставила себя заглянуть в глаза Змею, ощутив сковавший грудь холод, и на одном дыхании произнесла: – Я не буду твоей… никогда. Слышишь?! Нельзя просто так присваивать себе человека! Я не твоя невеста! И не буду ей никогда!
Глаза предательски защипало, и мотнув головой, я гневно взглянула на него, и отступила на шаг. Взгляд пронзил насквозь, когда тьма вокруг так и подёрнулась, окружив нас и не дав даже лишнего шага сделать. Я смотрела, затаив дыхание, как Змей идёт ко мне, как холод сковывает мышцы, и как парализуются мысли. Смотрела, не в силах оторвать взгляда, а когда нос защекотал знакомый запах живого камня, вздрогнула.
– Скажи это ещё раз, – пронзил тишину ледяной голос, и горячее дыхание опалило лоб.
Сотни мурашек пробежались по телу, заставив из последних сил сглотнуть и вновь отступить назад, прильнув спиной к ледяной колонне и почувствовать, как рядом с шеей упёрлась призрачная рука. Стало страшно. Настолько, что язык невольно примёрз к нёбу, не решаясь даже слова в ответ сказать.
– Не можешь… ты не можешь мне противиться.
Он был прав – это я понимала лучше всего. Понимала, что даже вдохнуть рядом с ним не могу, лишь дрожать и чувствовать себя до ужаса беззащитной. Ужасное чувство, особенно перед тем, кто вершит мою Судьбу.
– Тогда… скажи, что и вправду… любишь меня, – одними губами прошептала я, смотря, как странного цвета глаза блестят в тусклом свете пламени. – Это ведь… ложь. Ты лжёшь себе, и мне… ты не смеришься с тем, что преподнесла тебе Судьба… и я тоже. Ты ждал другую. Но я тебя не ждала…
– Ты не понимаешь, – словно эхо, прозвучал голос, и он отступил, дав через силу вдохнуть прохладного воздуха. – Это бремя… не подвластное человеку. Ты живёшь, а не выживаешь… ты не понимаешь даже и трети! И думаешь, что если тебя отпустят, что–то изменится… но всё будет по-старому. Ты уже ничего не изменишь. Смирись…
– Смириться? – чувствуя, как начинает дрожать голос от негодования, переспросила я, шагнув навстречу и расправив плечи. Страх перед Змеем почему–то отступил, дав месту отчаянью. – Смириться с тем, что из–за тебя я теперь не смогу нормально жить?! Смириться, что всё, что я знала, останется где–то позади?! Смириться с тем, что ты взял и сломал мою судьбу?! Да ни в жизнь!..
Холод обжёг лицо, и что–то тяжёлое задело щеку, заставив вдруг ощутить, как дрожат плечи. И как с ресниц, срываясь, капают слишком горячие и горькие слёзы, касаясь дрожащих ладоней. Щека онемела, и наверняка покрылась инеем, как и волосы, до которых успели коснуться пальцы Змея. Лишь его горячее дыхание заглушало громкий стук сердца, да гул в голове.