Перед глазами стоял туман, непроглядный и почему–то слишком горячий. А кольцо на груди, что до этого тяжёлым камнем тянуло вниз, стало легче пера. Даже белые линии татуировок на теле, пытающиеся подстроиться под свой лад, наконец замерли. И в сгустившийся тишине я смогла расслышать лишь собственное дыхание.
До ужаса ледяные пальцы сжались на запястье, но я уже не сопротивлялась, и когда они потянули на себя, единственное, что смогла сделать – не препятствовать им. Горячее дыхание овеяло лицо, и странная близость заставила пройтись мурашки по спине, прежде чем почувствовать на своих солёных от слёз губах чужое прикосновение. Осторожное, почему–то до ужаса волнующее, заставившее забыть, как дышать. И даже сердце предательски задрожало, замерев, когда открытой спины коснулась чужая ладонь, проведя ледяными пальцами по хребту и зарывшись в коротких волосах.
Не в силах даже отстраниться, я коснулась дрожащими пальцами холодной груди, не ощущая биение чужого сердца под кожей. И вправду, словно камень… даже не так – лёд, который невозможно растопить или разбить. Лёд, который несёт с собой лишь холод и страх, и почему–то терпкое желание попытаться докричаться до того, кто скрыт за этой плотной стеной.
Чужие губы осторожно отстранились, дав с замиранием сердца вдохнуть холодный воздух с примесью лаванды, и почувствовать себя до ужаса неловко, ощущая на талии призрачные руки Змея, а его до неожиданности горячее дыхание на лице. И от этого хотелось дрожать ещё больше, чувствуя себя в ловушке, из которой невозможно выбраться. Словно мышь, попавшая в кольца змея. Хотя, так ведь оно и было…
Молча отстранившись, чувствуя, как чужие пальцы скользят по тонкому запястью, заставляя сердце учащённо биться в груди, я лишь качнула головой. Слёзы высохли на щеках, словно их и не было, лишь ресницы до сих пор были влажными.
– Иди, – словно прочитав мои мысли, как–то до странности тихо произнёс Змей, отшагнув во тьму и спустя мгновенье оказавшись уже на троне, смотря за мной глазами цвета голубого флюорита. – Я передам браслет…
Мне даже показалось, что я ослышалась, но стоило только взглянуть на трон, как тут же почему–то разочарованно вздохнуть. Там была лишь пустота. Совсем как в тот раз…
Не став даже и секунды медлить, я зашагала в сторону ступеней, всё ещё почему–то чувствуя на теле и губах эти невесомые прикосновения. И они были… до странности нежными. Я готова была бы даже поспорить с этим, но так оно и было. Да и пощёчина уже больше не болела, словно её и не было никогда. И что я поняла в тот миг – Змей пожалел об этом. Пожалел, что дал волю раздражению и злости, и пытался хоть как–то это загладить. И, надо признать, получилось у него это умело.
Выйдя из пещеры, я облегчённо вдохнула приторный запах смолы, и зашагала к золотистым огням Анры, спускаясь по дороге из тёмного щебня и уже чувствуя во рту привкус горячей булки. Я не ела с утра! И живот уже медленно, но верно переваривал сам себя, а клатч как назло остался в этом чёртовом поместье вместе с карточкой и карманными деньгами…
Деревья с тихим шуршанием отступили, явив знакомый каменный мост через узкий ручей и арку с двумя чёрными фонарями по бокам. И на их золотистый свет вышел человек, взглянув на меня, замершую от неожиданности, печальной доброй улыбкой, от которой все мысли вернулись к тому, что произошло в поместье Троцкого.
– Рад вас снова видеть, Анна…
26
– Чай, кофе? – поинтересовался Гордан, доставая из тумбочки стола два гранённых стакана.
– А коньяка не найдётся? – опустившись в знакомое кресло перед ним, с усталой усмешкой поинтересовалась я. – А то такой день только коньяком залить и можно.
– Можно и коньяк, – вынимая следом хрустальную бутылочку с янтарной жидкостью и ставя рядом, согласно кивнул мужчина, откупориваю пробку. – Ждал я, значит, одного, а пришёл другой… интересно получилось, не находите? Я думал, вы уже навсегда нас покинули…
Я даже приподняла бровь, заставив Гордана только и развести руками, прежде чем протянуть мне холодный стакан и сесть напротив, подперев подбородок мощными пальцами, что скрылись в рыжеватой бороде.
За две недели он совершенно не изменился: всё те же малость растрёпанные волосы, голубые глаза и аккуратная бородка, только вот одет был уже по–другому. И исходила от него малость иная «аура», что смешивалась с терпким запахом табака и бумаги, щекоча нос и мешая настроиться на серьёзный разговор.