Ступени закончились так же быстро, как и неожиданно представшая перед глазами железная решётка с коркой ржавчины. Провозившись минут десять с замком и шпилькой, я наконец толкнула неприятно резанувшую по ушам своим скрипом дверцу, войдя в то, что никогда не назвала бы подвалом.
Каждый раз, стоило только подумать о подвале, как перед глазами проскальзывало небольшое помещение в земле, обязательно пропахшее сыростью и квашенной капустой, со множеством банок и ящиков, в которых хранились продукты. Но тот «подвал», который подразумевала в письме прабабка, совсем не укладывался с тем подвалом, который обычно представляла себе я. Да и подвалом это место невозможно было бы назвать…
Перед глазами, насколько хватало света фонарика, растянулся чёрный свод коридора с потрескавшимися колоннами вдоль шероховатых стен и идеально начищенным полукруглым потолком, в котором можно было разглядеть собственное отражение. Казалось, ещё чуть–чуть, и запросто поверишь, что оказался за границей собственного мира, и постепенно начинаешь ловить себя на мысли, что, может, легенда о Господаре не такая уж и легенда? Иначе как прабабка смогла «вырыть» этот самый «подвал»? Либо он уже был, либо…
Тихий стук от каблуков эхом отлетал от стен, заставляя невольно вздрагивать и оглядываться, постепенно замечая, что на шершавых стенах что–то нарисовано. И чем глубже я заходила в пещеру, чем чётче и ярче становились фрески, и одна из них и привлекла моё внимание. Выглядела она так, словно художник только сейчас закончил над ней работать и вышел подышать тёплым воздухом, и если дотронешься до стены, то краска так и останется на пальцах.
Под белый луч фонаря попадали четыре всадника: один из них, видимо, самый старший, рвался вперёд на белом жеребце, подставив тёмно–русые волосы ветру и сощурив почему–то сверкающие в бледном свете глаза цвета сапфира. Второй махал рукой, словно звал оставшихся за собой, при этом глаза отливали янтарём, как и сами волосы. На плече же у третьего пристроился филин, чьи перья были одного цвета с его волосами, пусть и глаза были серебристыми. А четвёртый же на вороном коне прижимал к груди какой–то камень, решительно смотря вперёд изумрудом глаз и словно так и норовя обогнать своих попутчиков.
Спину охладил камень, и вздрогнув от неожиданности, я резко обернулась. Белый свет скользнул по стене и замер, являя выпирающие объёмные фигуры четырёх змей, нависших надо мной с приоткрытыми пастями.
Еле успокоив до ужаса бешеное сердце, готовое буквально выпрыгнуть из глотки, я осторожно шагнула к странным статуям, замечая, что сделаны то они совсем не из бетона и гранита. Нет, каждая статуя была сделана из собственного камня, что тускло переливался в свете и заставлял восхищённо замирать.
Первая змея была выполнена из тёмно–синего с чёрными прожилками сапфира, вторая же из янтаря с коричневыми вкраплениями у глаз и ноздрей. Третья из прозрачного хрусталя с застывшими серебристыми разводами на шее, а четвёртая из благородного изумруда с малахитовым носом и золотистыми разводами на лбу. И чуть выше переносицы у каждой змеи сверкал бриллиант, и видимо, настоящий, хотя проверить я не решалась. Казалось, поднесёшь руку, так эти каменные чудовища возьмут да и оживут. А только этого мне сейчас и не хватало!
Вновь задержав взгляд на фреске со всадниками, я нерешительно сглотнула, только сейчас поняв, что почему–то дрожу. Мерзкий запах плесени пропал ещё на входе в туннель, а воздух тут был сухим и чуть прохладным, и пах камнями. И именно этот запах: благородный, внушающий скрытую угрозу и опасность, дунул в лицо, стоило только шагнуть на порог небольшого зала. И тут же замереть.
Сердце почему–то испуганно забилось, а воздух застрял в горле. Белый луч света вылавливал ровные стены, вздымающиеся в высокий полукруглый потолок с пастью гигантского змея, чьи остро заточенные клыки так и готовы были сомкнуться на стоящем в центре постаменте из хрусталя, на котором покоилась шкатулка из красного дерева. Ну хоть в чём–то Таня была права. Все сокровища хранятся либо в шкатулках, либо в сундуках, но явно никак не в старых бабушкиных панталонах.
Сжав побледневшие от напряжения пальцы, я осторожно шагнула в зал, бесшумно ступив на чёрный мрамор и подойдя к постаменту, с интересом скользя взглядом по стенам из малахита с вырезанными на них картинами. Там были изображены озёра и леса, хребты Карпат и, что самое странное, на одной из стен я даже узнала то самое полотно с замком, висевшее на кухне.