Часть 2
В себя я прихожу медленно, чувствуя боль во всем теле, словно меня долго и упорно били, но центр боли сосредоточен в груди. Дышать тяжело. Воздух врывается в легкие с сипом, свистом и покалыванием, словно легкие забиты иголками. Сразу вспоминается, как я тонул в канализационном люке, уйдя от своего любовника. Значит, меня спасли, а барон Заболотной пустоши – это всего лишь бред? Мне даже захотелось плакать от жалости к себе.
Поднять веки оказалось сложной задачей, но все же я справился с ней, чтобы увидеть перед собой такие родные желтые глаза из моего сна-бреда. Я хотел спросить, не сошел ли я с ума, но, кроме невнятного сипа, ничего так и не вырвалось из моего рта. Глаза мигнули и тут же исчезли, чтобы через мгновение вернуться, но вместе со стаканом воды.
Вода. Это так вкусно. Но я смог сделать только два глотка, потом поперхнулся, и грудь резануло острой болью, заставившей меня понять, что Канн рядом со мной – это не сон и не бред. Во сне не может быть так больно.
Следующее пробуждение прошло легче. Медленно выплывая из сна, я вспоминал те мгновения, которые каким-то образом все же впечатались в мое угасающее после ранения сознание. Таких моментов было немного. В большинстве своем это были обрывки фраз, почему-то запомнившихся мне:
«…кровь. Митя, держись», – это говорил Канн, вернее, кричал.
«…во втором или третьем поколении. Может не сработать», – это Афанасий.
«У нас нет выхода, берем то, что есть», – снова Канн.
«…быстро к русалкам», – приказ отдан Канном, причем так строго, что будь я в силах, сам бы побежал к русалкам.
«…знакомая кикимора… Не откажет…» – незнакомый женский голос.
А потом Канн заставлял меня что-то пить, хотя я захлебывался клокочущей в горле кровью. Дальше… Пустота.
И снова я прикладываю титанические усилия, чтобы взглянуть на окружающий мир. Деревянный потолок над головой и встревоженное лицо Канна заставляют меня облегченно выдохнуть. Все-таки не сон и не бред. Мой оборотень рядом, я жив, а значит...
– Все будет хорошо, – сиплю я, видя, как на изможденном лице Канна появляется бледная улыбка.
– Теперь точно будет, – говорит он мне, наклоняется вперед и легко прикасается к моим губам своими. Я почти не ощущаю этого прикосновения, настолько оно невесомое, но все-таки оно дарит мне толику уверенности в своих силах. Теперь я обязательно поправлюсь. Вода освежает мое пересохшее горло, и я плавно погружаюсь в сон, чувствуя, как мой волчара вытягивается рядом со мной, осторожно прикасаясь к моему телу, обнимая и согревая меня собой.
– Просыпайся, соня. Тебя ждет вкусный бульон.
Слова сопровождаются замечательным запахом, так что я охотно открываю глаза. Канн тут же приподнимает мою слабосильную тушку, чтобы поправить подушку, подложив под нее вторую, так что я оказываюсь в полусидячем положении и могу нормально поесть, не захлебнувшись.
После первых ложек во мне просыпается живое любопытство, так что, проглотив очередную порцию наваристого бульона, я интересуюсь хриплым шепотом:
– Что со мной было?
Канн пожимает плечами и подносит к моему рту очередную ложку, но я вижу, что ему не по себе. Да и взгляд он как-то странно отводит, словно виноват в чем-то. Странно. Упрямо поджимаю губы и в упор смотрю в его глаза, давая понять, что пока он мне все не расскажет, есть не буду, и оборотень сдается.
– Тебя ранили.
– Я помню, но…
Воспользовавшись тем, что я открыл рот, Канн быстро впихивает мне в рот очередную порцию наваристого бульона, так что приходится проглотить его, прежде чем продолжить допрос:
– Это я помню. А что было потом, и кто в меня стрелял?
Канн мнется некоторое время, бесцельно возя ложку в миске, но все же отвечает, поставив только одно условие:
– Я буду говорить, пока ты будешь есть.
Конечно, я согласился, хотя сделал себе заметку в памяти проучить этого шантажиста. А что я? Я не шантажировал его, а использовал умную тактику. Вот.
– Ты же знаешь, что у людей есть сказка о живой воде? Так вот, это не совсем сказка, хотя используется при этом вовсе не вода, а... Кровь. Для того чтобы вернуть к жизни умирающего человека, нужна была добровольно отданная кровь двенадцати разных разумных существ, не принадлежащих к роду человеческому. Всего по несколько капель.
Мне вспомнился напиток, который Канн заставлял меня пить, и, честно говоря, меня передернуло от этого.
– Надеюсь, я не стал вампиром?
– Нет, что ты. Это невозможно. Хотя мы очень боялись, что наша «живая вода» не подействует, потому что некоторые… – Канн замялся, не зная, как лучше сказать, но потом тряхнул головой и продолжил говорить, не забывая скармливать мне бульон: – В общем, не все, кто дал для тебя кровь, были чистокровными, но времени было очень мало, пришлось рискнуть.
– Подробнее, пожалуйста. Кто, за что и почему, если, конечно, ты не хочешь, чтобы я умер от любопытства.
– Ну, со мной все понятно. Оба наших эльфийских принца, сам понимаешь почему. Было несколько полукровок из твоей деревни. Афанасий сомневался, поможет ли тебе их кровь, все-таки, она сильно разбавлена человеческой, но мы рискнули и выиграли.
– И кто? – я проглотил последнюю ложку бульона, но к моему облегчению Канн рассказывать не прекратил.
– Сам Афанасий. В нем течет кровь гнома во втором поколении.
– Подожди, какой гном? Он же говорил о домовом, ходившем к его бабке.
– Это он тебе слухи деревенские пересказывал, а на самом деле его дед – гном, причем один из лучших мастеров-ювелиров подгорного народа. Кроме него кровь дал кузнец, его отец – оборотень-медведь, помнишь, наверное, жена его замечательно капусту солит. А еще мальчишка-пастушок, в его жилах кровь оборотня-тигра. Остальные все были чистокровными нелюдями. Русалки отблагодарили тебя за то, что ты тогда одного из них отпустил. Леший, кикимора и водяной дали кровь авансом, просили, чтобы лес бездумно не рубили и болота не осушали. Если что-то будет надо, они всегда помогут, только позови. Домовой тоже был. Твой домовой, кстати. Ему очень понравилось, что ты дом в порядке держишь и ему подношения оставлять не забываешь.
Вот тут я покраснел. На самом деле, ничего специально я не оставлял, просто Канн явно задался целью откормить меня до размеров дверного проема, вот я втихаря и прятал часть еды с тарелки куда придется. То за печку засуну пару пирожков и благополучно забуду о них, то тарелку запихну под лавку. Подумывал завести кошку или собаку, чтобы ей скармливать излишки, но как-то руки не доходили. Очень стыдно, но теперь я буду домовому еду оставлять ежедневно и в обязательном порядке, а если захочет, то и выпивку.
– Вот, собственно…
– Так, подожди, – перебил я Канна, начавшего подниматься с кровати, чтобы унести опустевшую миску. – Ты, оба эльфа, трое моих, русалка, водяной, кикимора, леший и домовой – это одиннадцать. Кто еще?
– Я, – незнакомый голос, раздавшийся от двери, заставил меня повернуть голову.
Мужчина лет тридцати. Волосы песчаного цвета, прямые, короткие. Уши немного острые, как у эльфов, но не такие большие. Лоб, нос, губы, подбородок – самые обыкновенные и ничем не примечательные. В общем, нормальный был бы мужик, если бы не глаза с вертикальными зрачками. От его взгляда у меня мурашки пробежали по спине.