— Ушуй, — позвала его старшая сестра Чжао Унань, — я тоже переживаю, но давай будем верить в Умэна.
— А если он там погибнет?
— Ты такого плохого мнение о нём? Он не один.
— Вот именно, он с проклятым демоном!
Чжао Ушуй ощущал, как где-то внутри закипала ярость.
— И со слугой наследного принца.
— Если бы наследный принц провалился в это место, то император уже давно бы ров прокопал, но вернул его, а не носился бы по городу в поисках другого входа.
Последнюю фразу он хоть и проговорил тихо, но всё равно выплюнул со всей накопившейся злостью.
— Не говори так, Ушуй, — Чжао Унань шептала, на последних словах совсем понизила голос, — и не вздумай активировать талисман. Если из-за тебя заклинатели поругаются с людьми, отец тебе не простит.
— А если погибнет Умэн?
— Чжао Ушуй, — позвала сидящая за его спиной Цзоу Чаоян. Они с братом сидели близко, поэтому слышали весь разговор. — Мы тоже переживаем, но шицзе права, дадим им время.
Они ненадолго замолчали, но затем тишину нарушила Чжао Унань.
— Мне кажется, отец уже отправил талисман на поиски Умэна.
Тёмное сердце продолжало сжиматься и надуваться в воздухе, торчащие иглы блестели рыжим в свете факела. Ужас переполнил Чжао Синьи, когда он неосознанно отступил назад, а несколько десятков игл с хлюпаньем вылетело из сердца, повернулось остриём по направлению к его лицу и со всей силы рвануло вперёд.
Он не успевал следить, насколько быстро Скиталец и Сянхэ метались из стороны в сторону, отбивая иглы, но не все они сумели удержать, некоторым удалось ускользнуть. Чжао Синьи тоже держал кинжал наготове и старался защищаться им, но парочка игл всё же вонзилась в его плоть. На этот раз они не просто вошли, словно забили гвоздь, а как будто намеренно закручивались, причиняя всё больше боли и заставляя жертву кричать, выпущенные нити удлинились внутри его тела. В месте, где находилось золотое ядро, живот пронзило ужасное ощущение, словно множество мелких тварей пожирали его органы и пытались вырваться наружу. Скиталец обернулся и призвал поток воды, попытался с его помощью преградить дорогу иглам, однако те лишь ненадолго замедлялись и всё равно пробивались дальше. Факел выпал из рук и вмиг потух, погрузив помещение в полную темноту.
Что-то налипло на лицо. Чжао Синьи дёрнул руками, стараясь содрать прилипший предмет — мало ли тот являлся крылом бабочки, однако стоило коснуться шероховатой поверхности, как символы слабо подсветились. Потолок с грохотом обвалился, уступив место закатному небу с всполохами оранжевого и малинового. Глава ордена Чжао Уцюэ с важным и сердитым видом спустился вниз на мече, в руках он держал стопку талисманов, которые разлетелись в разные стороны и осветили помещение. Заметив бьющееся сердце с иглами, он сложил перед собой руки, после чего из широкого рукава с чёрными полосами вылетел ещё один талисман, сбивая иглы в воздухе, и налип на сердце. То с харкающим звуком, словно кто-то сморкался, сжалось и с грохотом упало на пол, часть игл выпала, остальные остались внутри. Из сердца потекла чёрная жидкость, воздух наполнился запахом гнили, от которой Чжао Синьи нахмурился и прикрыл нос рукой. Талисман по-прежнему висел на его лбу, Чжао Уцюэ подлетел к своему сыну и сорвал его. Чжао Синьи ожидал, что глава ордена сейчас изменится в лице и разозлится, а ярость его пробьёт небеса*, однако ничего не произошло: Чжао Уцюэ медленно спустился на мече, спрыгнул на пол и опустился на корточки перед сердцем и растекающейся жидкостью. Сянхэ тоже осматривал издалека, но не смел вмешиваться, в то время как Скиталец приблизился к Чжао Синьи со словами:
— Ну и денёк.
* Кит. 怒气冲天 – «Ярость устремится к небесам» (сильно разозлиться).
— Да.
Сейчас бы прилечь, завернуться в одеялко и спокойно отдохнуть…
Над дырой в потолке показались другие адепты ордена Цинху Чжао в развевающихся белых одеждах с чёрными полосками, вдали раздавался звонкий цокот копыт — должно быть, королевская стража также спешила им на выручку.
Некоторое время Чжао Уцюэ внимательно рассматривал сердце и натёкшую жидкость, подобрал одну из закрученных змеиных игл, повертел у себя перед носом и спрятал под воротом белого шэньи. Адепты в белом не спешили спускаться — дожидались распоряжений главы. Тот поднялся, подошёл к своему сыну, пристально осматривая его с ног до головы, и решительно потребовал: