Накануне отъезда, 4 апреля, я отправился в контору генерального секретаря, чтобы попрощаться и взять бесплатный железнодорожный билет. Передавая его, секретарь поздравил меня, сказав, что ему известна причина моей поездки в Венгрию; он слышал о женитьбе моего брата Марка Видаля, которого знает как художника и светского человека.
— Мне известно также, — добавил он, — что семья доктора Родериха, в которую войдет ваш брат, — одна из самых уважаемых в Рагзе.
— Вам о ней говорили? — спросил я.
— Да, как раз вчера, на вечернем приеме в австрийском посольстве.
— И от кого вы все это узнали?
— От офицера будапештского гарнизона, он познакомился с вашим братом в венгерской столице; офицер всячески его расхваливал, что не может, конечно, вас удивлять, дорогой господин Видаль…
— И этот офицер, — спросил я, — столь же похвально отзывался о семье Родерих?..
— Конечно. Доктор — ученый, известный во всей Австро-Венгерской империи. Он удостоен всевозможных почетных наград. Одним словом, ваш брат сделал прекрасный выбор, ибо, как говорят, мадемуазель Мира Родерих очень красива…
— Вы не удивитесь, мой дорогой друг, — заметил я, — если я скажу, что Марк находит ее именно такой; кажется, его чувства глубоки и искренни.
— Тем лучше, дорогой Видаль, и я прошу передать вашему брату, что одобряю его выбор. Однако… кстати… Не знаю, должен ли я вам сказать…
— Сказать мне?.. О чем?..
— Марк никогда вам не писал, что за несколько месяцев до его приезда в Рагз…
— До его приезда?.. — повторил я.
— Да-да… Мадемуазель Мира Родерих… В конце концов, дорогой Видаль, возможно, ваш брат об этом ничего не знал…
— Объясните, в чем дело, дорогой друг, Марк ни разу мне ни на что не намекал…
— Так вот, за мадемуазель Родерих как будто уже ухаживал — что неудивительно, — и весьма настойчиво, один человек, которого нельзя назвать первым встречным. По крайней мере, мне об этом рассказал один сотрудник посольства, который три недели тому назад еще находился в Будапеште…
— И этот соперник?..
— Его отвадил доктор Родерих. Поэтому я думаю, что с этой стороны бояться нечего…
— Конечно, бояться нечего, иначе Марк в своих письмах сообщил бы мне о сопернике. Между тем он ни разу не обмолвился о нем. Кажется, этому соперничеству не следует придавать никакого значения…
— Разумеется, дорогой Видаль, и, однако, притязания этого человека на руку мадемуазель Родерих вызвали разные толки в Рагзе, и лучше, чтобы вы были в курсе…
— Безусловно, вы правильно поступили, предупредив меня, раз это не пустая болтовня…
— Нет-нет, информация весьма серьезная…
— Но теперь это уже не важно, — ответил я. — И это — главное!
Прощаясь, я все-таки спросил:
— Кстати, мой дорогой друг, тот сотрудник посольства, не назвал ли он вам имя соперника?..
— Назвал.
— И его зовут?..
— Вильгельм Шториц.
— Вильгельм Шториц? Он сын химика?
— Именно так.
— Сын химика, очень известного своими открытиями в области физиологии!..
— Германия по праву им гордится, мой дорогой друг.
— Разве он не умер?
— Умер несколько лет тому назад, но сын его жив, и, по словам моего собеседника, это такой человек, которого надо остерегаться…
— Мы будем его остерегаться, пока мадемуазель Мира Родерих не станет мадам Марк Видаль[22].
Затем, не придавая большого значения услышанному, я сердечно пожал руку генерального секретаря компании и вернулся домой заканчивать подготовку к отъезду.
II
Я выехал из Парижа 5 апреля в 7.45 утра поездом № 173 с Восточного вокзала и менее чем через тридцать часов оказался в столице Австрии.
На французской территории главными остановками были Шалон-на-Марне и Нанси. Проезжая через, увы, утраченные Эльзас и Лотарингию[23], поезд сделал короткую остановку в Страсбурге, но я даже не вышел из вагона. Тяжело было находиться среди людей, переставших быть твоими соотечественниками. Когда поезд уже проехал город, я высунулся из окна и увидел высокий шпиль Мюнстера, освещенный последними лучами солнца; в тот момент диск солнца клонился к горизонту и его свет шел со стороны Франции.
Ночь была заполнена мерным, усыпляющим стуком вагонов. Иногда до меня доносились выкрикиваемые резкими голосами кондукторов названия станций — Оос, Баден, Карлсруэ и другие. Затем в течение дня 6 апреля я ехал мимо смутно вырисовывавшихся городов, названия которых связаны с героическими воспоминаниями о наполеоновском периоде: Штутгарт и Ульм в Вюртемберге, Аугсбург и Мюнхен в Баварии[24]. Потом, на австрийской границе, последовала более длительная стоянка в Зальцбурге.
22
По европейской традиции, восходящей к средневековым брачным обычаям, супругу в официальных документах называли не только по фамилии, но и по имени мужа.
23
Значительная часть исторических провинций Франции Эльзас и Лотарингия после Франко-прусской войны 1870–1871 годов отошла к Германской империи, в составе которой находилась до окончания Первой мировой войны.
24
Видимо, автор имеет в виду поход наполеоновских армий через Баварию в Австрию во время осенней кампании 1805 года. В ходе кампании Наполеон запер в ульмской крепости австрийскую армию генерала Мака общей численностью 31 тыс. человек; 20 октября 1805 года австрийцы капитулировали.